разбегу вскочить на скачущего мимо коня. Дыхание стало прерывистым. Взлохмаченная голова на фоне блекнущих звезд казалась головой чудовища.
– Я слышу… – начал Томас.
В полете стрелы земля взвихрилась, словно песок на дне реки. Бесшумно поднялась голова, плечи, возделся недвижимый человек, он продолжал расти, и вот уже из земли поднялись настороженные конские уши…
Томас затаил дыхание. Там высился залитый светом луны и звезд огромный всадник. Конь – воплощение дикой мощи, всадник чем-то похож на Олега: в звериной шкуре, широк в плечах.
Он выглядел чудовищно мощной монолитной глыбой, но Томас со страхом видел, как на краях исполинской фигуры просвечивают звезды. А одна, особенно яркая, светила прямо через его грудь. Всадник что-то сказал, словно выдохнул, в голосе было страстное нетерпение, счастье, и Томас понял, что сейчас они с конем сорвутся с места и ускачут в степь.
Калика кашлянул, негромко сказал что-то на странном языке, которого Томас никогда не слышал даже у сарацин, но чем-то смутно знакомом.
Глаза всадника, яркие, как звезды, отыскали неподвижные фигуры Томаса и Олега. Пальцы задержались на поводе, а конь нетерпеливо фыркал и рыл копытом яму.
– Кто вы, – спросил всадник, – и что делаете на моем кургане?
– Скиф, – сказал Олег, – это я, Вещий Олег.
Всадник кивнул замедленно. Томасу почудилась в голосе всадника настороженность:
– Узнаю. А кто с тобой?
– Храбрый англ по имени Томас. Он почти не знает нашего языка… ну, сам понимаешь, сейчас никто уже не знает, как говорили скифы. У меня к тебе просьба, Скиф.
Всадник протестующе помотал головой:
– Нет, Олег. Всего лишь раз в году меня отпускают наверх, чтобы я мог потешить душу в бешеной скачке!.. Я успеваю… я многое успеваю увидеть, я чувствую запахи, успеваю увидеть все цвета жизни… а ты и без моей помощи все сделаешь.
Томас видел, как лицо Олега омрачилось. Ему показалось, что калика готов, но из ложного стыда не решается сказать, что чувствует себя беспомощным, что столкнулся с силой, которая только сейчас вошла в мир и весь перевернула, и что на этот раз терпит сокрушительное поражение.
Олег коротко взглянул на Томаса, под кожей вздулись рифленые желваки. Прорычал совсем не по- отшельнически:
– Скиф… Когда-то для тебя вкус крови и запах пожаров был слаще всего на свете!
Всадник покачал головой:
– В том мире никто не знает вкуса горячей крови.
– И ничто не горит?
Скиф обратил к нему темные очи, Томас застыл, видя, как вместо глаз блещут две звезды. Гулким голосом, словно говорила сама ночь, всадник ответил медленно:
– Спрашивай, если я смогу ответить… Мой конь тоже ждал весь год, он сейчас сорвется с места.
– Ладно, – ответил Олег, Томас с болью увидел, что калика не сумел получить того, на что надеялся. – Скажи хоть, проход возле Рипейских гор уцелел?
– Нет, – ответил Скиф.
– А щель под Авзацкими?
– Нет.
– А возле…
– Олег, – прервал всадник, – все закрыто. Мир изменился! Увы, люди стали слабыми и мягкими. Наш мир теперь закрыт даже для героев.
Конь заржал, поднялся на дыбы, яростно замолотил передними копытами воздух. Всадник отбросил в сторону могучую длань с раскрытой ладонью и растопыренными пальцами, Томас уловил жест прощания, через миг раздался тяжелый, но частый грохот, который быстро удалился и пропал. Вдали в лунном свете мелькнула серебряная искорка.
Олег потерянно опустился у костра. Томас потоптался рядом, в горле стоял комок. Сказал шепотом:
– Не скорби так… Он смог, что мог…
Калика молчал долго, глаза неотрывно следили за гаснущими искорками. Когда багровые уголья стали почти черными, сказал, словно очнувшись от обморока:
– Что ж, будем хоть знать, что там искать не стоит.
– И что теперь?
– Спать, – ответил Олег мрачно. – Утро вечера мудренее.
– Да, – поспешно согласился Томас. – После такого вечера любое утро покажется райским!
Алая заря разгоралась медленно, робко, застенчиво. Темная часть неба отодвигалась, словно ее тянули к себе из-за темного края земли. Впереди румянца полз рассвет, еще сонный, скукоженный от утреннего холода, но распрямлялся, теснил тьму, из серого превращаясь в светлый, блистающий.
Хворостины щелкали в огне, игриво бросались мелкими искорками, угольками. От родника донесся
