не нужно, кроме как права Родину без опаски защищать и людей русских из плена освобождать.
– И все-таки странен ты, боярин, – задумчиво ответил Даниил Федотович. – Однако же посмотрим. – Он громко хлопнул в ладоши: – Человек! Бочку вина бургунского в повозку гостей погрузить, дабы в покое вкус распробовали. Прощения прошу, бояре, что трапезы с вами разделить не смогу. Государь после полудня к себе призывал. Разговор с вами – отрада для сердца. Но не хозяин я желаниям своим.
Распоряжения хозяина дома исполнялись с похвальной скоростью, и когда гости вышли из дома, холопы уже привязывали большущую, десятиведерную бочку к карете на закорки. Боярин Умильный остановился, ожидая, пока они закончат работу.
– А я уж думал, боярин Андрей, не решишься ты на сей поступок, – пригладил свою окладистую бороду Илья Федотович.
– На какой?
– Татарку дьяку государеву отдать. Понимаю, жалко. Красавица девка была.
– Есть и краше, – пожал плечами Матях.
– Есть, – не стал спорить Умильный.
– Прасковья, например, – как бы между прочим уточнил Андрей.
В этот раз боярин замолк весьма надолго. И только когда холопы, затянув веревки, ушли в дом, ответил:
– Вот, стало быть, кого ты углядел. Не знаю, насколько красна моя племянница, однако же приданное за ней немалое стоит.
– Я знаю, – не стал спорить Матях.
– Дерзок, – покачав головой, повторил слова дьяка боярин. – Ох, и дерзок ты служивый.
С пасмурного неба, медленно кружась в холодном воздухе, неожиданно стали падать снежинки. Илья Федотович поймал одну из них на тыльную сторону ладони, посмотрел, как она растаяла, причмокнул губами:
– Вот и Покров-батюшка. Припозднился ноне. Однако же, одно правда – пора Прасковье тоже покрываться. Фатой покрываться пора. Не знаю. Дерзок ты служивый, и странен зело. Но чует мое сердце, мала тебе скоро деревня Порез станет. Не на месте ты там. Не помещаешься. Не знаю… Поехали домой.
Глава 15
Белица
После того, как ударил мороз, выяснилось, что боярин Умильный все-таки кое-что забыл в подготовке к возможному смотру своего боярского сына: не купил налатник. На богатырский размер Матяха, как водится, ничего готового у купцов не нашлось, а потому на короткий, подбитый лисьим мехом плащ с широкими рукавами и высокими разрезами на боках пришлось потратить еще три дня. В качестве компенсации пуговицы Андрей получил перламутровые, хотя и предпочел бы чего попроще.
Зато зима за эти дни успела разгуляться не на шутку, сковав даже навозные кучи на окраинах столицы. Когда верховой отряд помчался по дороге, то она аж звенела под ударами копыт, и во все стороны летели ледяные осколки, сбитые шипастыми подковами с накатанной телегами корки. Илья Федотович, отправивший основные грузы с обозом, теперь шел налегке, каждый из холопов вел в поводу всего по паре лошадей, навьюченых небольшими тюками. Правда, по сравнению с походными сумками груз был поболее, и в качестве заводных вьючных коней использовать не получалось, но двигались двое служивых людей и три холопа все равно ходко. Один день – и они уже во Владимире. Еще два – и мимо промелькнул Нижний Новгород.
Еще одним приятным сюрпризом стали реки: матушка зима перекинула через них прочные мосты, которые ямщики для подстраховки еще присыпали сверху ветками и дополнительно залили водой. Никаких переправ, никаких бродов – всадники даже не снижали скорости, перемахивая через Клязьму, Волгу или Ветлугу. Только на шестой день, возле Уреня, Илья Федотович позволил дневную остановку в одном из дорожных ямов, позвал Андрея попить хмельного меда, но весь вечер просидел молча, иногда отпуская некие странные междометья. О чем он думал, боярский сын не знал. Но подозревал, что о нем. И о племяннице. Хотя – кто знает?
Еще два дня быстрой, но щадящей скачки – с переходами с галопа на неспешную рысь, выходкой перед дневками и ранними остановками на ночной отдых, и впереди показалась усадьба.
– Слава Богу, дома, – придержав коня, Илья Федотович снял шапку и широко перекрестился. – Бог даст, до весны промаемся.
– Почему «промаемся»? – не понял Матях.
– А чего зимой делать? – пожал плечами боярин. – Ни скотину на пастбище не погнать, ни пахать, ни сеять, ни жать. Разве по хозяйству чего подлатать, так и то хороший хозяин зиму в плохой избе встречать не станет. Вот и гуляют смерды. То крепость снежную строят, а опосля громят, то на качелях качаются, то еще какое баловство затеют. Раньше от безделья даже в походы ратные ходили, но ныне смирнее стали. Токмо веселятся. Да и холопы с девками дворовыми дурят не в пример лету. С сеновала зачастую и не прогнать…
Илья Федотович ехал, а глаза его внимательно прощупывали стены приближающейся усадьбы. Тюфяки торчат, частокол цел, в тереме все ставни закрыты, крыша без провалов. В доме в верхних светелках многие окна распахнуты, токмо слюдяные створки оставлены, из труб дым идет. Вроде, ладно все дома, спокойно.
Он перекрестился еще раз, удивляясь тому, что не слышит радостных криков, что не отворяются со скрипом ворота. Совсем, видать, обленились.
– Ба-арин! – перепуганный женский визг разрезал тишину, словно холопка увидела за воротами татар. Тут же послышался торопливый топот, новые, менее громкие крики; хлопки дверей, конское ржание. Деловито застучал топор.
– Вижу, как за ворота выехал, так все сразу дремать залегли, – вслух посетовал хозяин. – Токмо счас и разбудил.
