Дорога, обогнув березовую рощу, вытянулась в прямую линию, надвое рассекавшую изрядно вытоптанный татарами луг, потом повернула вдоль заросшей лебедой канавы, за которой тянулись ровные грядки с капустой, кочаны которой уже начали завязываться.
– Возов пятнадцать нарежут, – удовлетворенно отметил боярин. – Лепо капуста этим летом уродилась. Еще репы бы собрать, и зимовать можно без опаски.
– Твое, что ли, поле, Илья Федотович? – не подумавши ляпнул Матях.
– Здесь все мое, – с некотором удивлением покосился на служивого Умильный. – И три телеги из пятнадцати тоже мои будут.
– Я не про то говорю, Илья Федотович. Мужицкое поле, или барщину на нем кто отбывает? – выкрутился Андрей.
– У меня барщины в крепостных грамотах ужо, почитай, лет десять не упомянуто, – покачал головой боярин. – Без догляда доброго урожая не собрать. А смотреть некогда. Государь наш, батюшка Иоанн Васильевич, засиживаться по углам не дозволяет. Дел ратных ноне много. Каженный год походы выпадают, али дозоры на Засечной черте. Посему смердам я токмо оброк положил. А на залежные земли страдников посадил.
– Понятно.
– Мороки много, – отрицательно качнул головой Илья Федотович. – Вот округ Москвы помещики многие со страдников и крепостных ни оброка не берут, ни барщины не требуют. Золотом, али серебром за землю получают, и все. Мыслю, надобно и мне так поступить. Мельники и кузнецы издавна рублем звонким за место и подъемные откупаются. И мне с товаром хлопотать не надо, и они быстрей поворачиваются.
Сержант не ответил. Андрей устал стоять в стременах, опустился в седло – и ему тут же стало не до разговоров.
Дорога тем временем нырнула во влажную низинку, пробилась сквозь густой ивовый кустарник, вновь поднялась к вспаханному полю, на котором зеленела молодая поросль.
– Федька Тверидин гречу посадил, – одобрительно кивнул боярин, придерживая коня. – Коли ранних заморозков не случится, успеет до осени второй урожай снять. Странно. Похоже, не ходили тут вотяки. Не потоптано ничего. Большой ратью по дороге вытянуться невозможно, обязательно все окрест с землей смешают. Так что, мыслю, целы все выселки у Святополья. И само оно цело. Давай-ка тогда дорогу срежем, и по меже до Керзи доскачем. Здесь версты три всего, не более.
Илья Федотович, дав шпоры, стремглав помчался по узкой травяной полоске между полем, засечным гречей и грядками, над которыми покачивались широкие лопасти листьев налившийся сладким соком свеклы.
– Господи, за что… – пробормотал Матях, потянул левый повод, поворачивая коня и с силой пнул его пятками в бока.
Однако, едва каурый перешел в галоп, заднице стало неожиданно легче. Седло уже не дергалось под седоком, постоянно пиная его в седалище, а лишь слегка покачивалось, как у несущегося по шоссе мотоцикла. Скачка продолжалась менее получаса часа. Когда впереди поднялась стена соснового бора, боярин перевел коня на шаг. Андрей, стиснув зубы, очень плавно подтянул поводья, и его каурый сообразил, сбросил скорость.
– Голову мерину придерживай, – оглянулся Илья Федотович, – не дай воды хлебнуть. Горячие кони.
Сперва Матях не понял, о чем идет речь, но, подъехав ближе, увидел скрытый за высокой прибрежной осокой прозрачный ручей шириной метра в четыре. Прозрачная вода журчала над темными валунами, кружила длинные пряди водорослей, поблескивала боками мелких рыбешек, рыскающих от берега к берегу.
– Керзя, – представил реку Умильный, направляя коня в воду и вскоре поднялся на противоположный, поросший сосняком берег. – Еще версты четыре до Селитры, торный тракт за ней.
По лесу гнать во весь опор боярин не решался, но скорость все равно держал приличную и Матях еле успевал уворачиваться от низких ветвей молодых деревьев, несколько раз едва потеряв равновесие и не выпав из седла. К счастью, его скакун, в отличие от автомобиля или мотоцикла, сам догадывался огибать толстые стволы или молодые елочки, которые попадались на пути. А то бы дело без аварии не закончилось. Наконец Илья Федотович остановился, спешился, отпустил подпругу.
– Вот и она, родимая. Давай, служивый, коней напоим, да сами червячка заморим. Полпути ужо позади.
– А как на счет «горячим коням пить нельзя»? – с облегчением спрыгнул на землю Матях и наклонился, разыскивая пряжку под брюхом.
– Да ты что, служивый? – удивленно приподнял брови боярин. – Мы же с полверсты шагом шли. Выходились кони, остыли. Ты подпругу-то ослабь, не то каурка голову опустить не сможет.
– Сейчас, – сержант уже нашел пряжку, но все никак не мог разобраться с хитрым захлестом ремня. Наконец тот поддался, повис. Андрей взял коня под уздцы, подвел к ручью в полшага шириной. – Это что, та самая Селитра и есть?
– Исток у нее рядом, возле Комарово. Впрочем, в Селитре и возле устья больше двух шагов не будет.
Мерин сержанта, почуяв воду, потянулся к ручью, начал совершенно по-человечески хватать губами воду. Когда скакун напился, Матях, по примеру боярина, развязал сумку, нашел матерчатую торбу с длинной ручкой, накинул ее коню на голову, за уши, и каурый начал похрустывать насыпанным внутрь зерном.
– Посмотрим, что там Глаша нам положила… – боярин извлек из своей сумы бумажный сверток, удовлетворенно хмыкнул: – Судак копченый. Давай щит, служивый, обедать станем.
Матях снял с седла щит, протянул Илье Федотовичу. Тот кинул деревянный диск на кочку рукоятью наверх:
– Садись, боярин Андрей, а то земля сырая, – Умильный первым опустился на край, развернул на щите рыбу, рядом положил заткнутый деревянной пробкой кожаный бурдючок. – Я меда хмельного с собой взял. На душе спокойно с утра. Беды не чую. Отчего и не выпить? Да угощайся, служивый. Глазами досыта не
