– Постой, – окликнул его Илья Федотович. – Варвара-то где?
– Она со мной пришла, боярин, – кивнул в сторону кухни Трифон. – Колдует ужо. Мы сегодня, новоселья ради, косых маленько побили. Так она почки-то собрала со всех, сейчас тушит.
Действительно – едва староста ушел, в горницу проскользнула розовощекая девица. Не то, чтобы толстая, но в теле, одетая не в вышитый, а набитной цветастый, синий с алыми розами сарафан, с таким же платком на плечах. Голову закрывал повойник, но по лбу и назад, к атласному накоснику, шел широкой лентой многоцветный бисерник.
– Грибочками пока побалуйтесь, – поставила она на стол большую деревянную миску, пару деревянных расписных стаканов. – Мне токмо меду хмельного нести, али хлебного вина отпробуете?
– Отпробуем, – придвинулся к ней боярин. – А как же. И еще чарку принеси, ты тоже отпробуешь…
– От еще, – гордо и независимо дернула плечом Варвара, и Матях сразу почуял, что в отношениях девки и боярина что-то не то. И явно не даром холопы хихикали, снаряжая его принимать Порез, и дом для отдыха боярин здесь построил не зря. Хотя, с другой стороны – а чего бы он тогда деревню эту первому встречному отдавал?
– Помоги… – боярин прихватил лавку у стены с одной стороны, Андрей взял с другой, поставили к столу. Илья Федотович вынул из ножен на поясе небольшой ножичек, наколол небольшой грибок, закинул в рот, потом наколол еще. – Молодец, Варварка. Забрал бы в усадьбу стряпухой, да Гликерья ее со свету сживет, как я в очередной поход уйду. Точно сживет, никаким клятвам не поверит…
С последними словами в горницу снова вошла девка, и боярин настолько жадно окинул ее взглядом с головы до пят, что Андрей понял – и он бы тоже не поверил.
Варвара поставила на стол медный кувшин, рядом – влажную крынку, еще одну деревянную чарочку.
– Да садись же ты… – сгреб ее Умильный, опуская рядом с собой. Одной рукой поднял кувшин, налил всем хлебного вина, поднял свою стопку: – Ну, чтобы здоровье было, Божьей милостью.
Он выпил, потянулся за грибочками. Андрей тоже опрокинул вино в рот и поперхнулся от неожиданности – это был самый настоящий самогон! Сержант схватился за крынку, торопливо хлебнул, и понял, что попал по полной программе: там плескалось пиво.
Илья Федотович, продолжая удерживать девку, налил еще:
– Вот, знакомься, Варя. Помещик ваш новый, боярин Андрей. Ему Порез отдаю, и земли окрестные. Будет вам защитой и опорой.
– Бросаешь, Илья Федотович, – укоризненно покачала головой девка, и опрокинула стаканчик. А потом решительно вывернулась из рук бывшего крепостника: – Каша подгорит…
– И-и-и-э-эх… – выпил боярин, проводив ее голодным взглядом, тут же налил себе еще и снова выпил. Потом спохватился: – Ты, служивый, не беспокойся. Обмануть не хочу. Земли здесь добрые, смерды работящие. Токмо Гришке не доверяй. Он хоть и хваткий, но… Но хва-ат… Старостой его поставить – половину оброка мыши съедят, другая по дороге потеряется. А он себе через год хозяйство новое отстроит, а еще через два – с казной хозяйской сбежит. Ловок, пес, и понять за ним ничего не успеваешь, как что-то твое к своему двору пристроит. Трифон хоть и туговат маленько, а за делом хозяйским, коли поручили, следит. Что скажут – сделает. Чего делать не захочет – так сразу и откажется, вилять не станет. Ну, давай выпьем, служивый.
Матях отказываться не стал. После пары стопок самогона и изрядной пивной запивки уверенности в своих силах у него прибавилось, и он отчаянно пытался вспомнить хоть чего-нибудь из агрономических знаний далекого двадцатого века. Трехполье, лесозащитные полосы, культивация, рекультивация, плоскорезы, капельное орошение, севооборот… Вот только что бы все это значило? Нет, переворота в здешней агротехнике он явно не произведет…
Вошла Варвара, молча и быстро поставила на стол большой, пахнущий мясом горшок, тут же вышла наружу. Илья Федотович вздохнул, скинул с угощения крышку. Внутри оказалась хитрая смесь капусты, лука и мяса в густом сметанном соусе. Сержант почувствовал, как во рту появилась обильная слюна, придвинулся ближе, покосился на дверь, ожидая, когда, наконец, принесут тарелки. Однако боярин вытянул из-за голенища крупную – примерно такую, как подарил Матяху – серебряную ложку, запустил ее в лакомство. Андрей, спохватившись, схватился за свою и пристроился рядом.
«Вот так и боролись с эпидемиями, – промелькнуло у него в голове. – Посуду с мылом, может, и не мыли, но у каждого была своя».
Горшок не в счет, он подвергался тепловой обработке.
В две ложки они быстро добрались до самого дна, после чего Илья Федотович тщательно облизал свой столовый инструмент, завернул его в чисто-белую тряпицу и вернул за голенище. Затем еще раз наполнил стаканчики.
– Эх, служивый, успеха тебе. Устраивайся. Сегодня-завтра осмотрись, а завтра к вечеру в усадьбу приезжай. В Москву будем отправляться. Походные получить нужно, с друзьями пива сварить, тебя показать… – Умильный выпил и решительно поднялся. – Поскачу, Ждана нагоню. Хоть время и мирное, а от видишь, что творится. Сопровожу до усадьбы от греха.
Илья Федотович хлопнул по плечу путающегося подняться сержанта, поправил тафью и вышел из горницы. Андрей остался хозяином. Осмотрел ложку, прикидывая где и как ее тут можно вымыть, поскольку изукрашенное каменьями серебро так просто в мойку не бросишь. И как он будет выглядеть в глазах подчиненных, выполняя бабью работу. И Матях принял свое первое в качестве боярского сына решение: тщательно облизал свою ложку, а затем завернул в тряпочку и убрал назад в поясную сумку. Наколол ножиком один за другим несколько грибов, переправил в рот. Налил еще пару глотков, выпил. Отошел к окну, попытался выглянуть, но, опять уткнувшись глазами в ровную глянцевую поверхность, отвернул к топчану, сел, отвалившись спиной к стене. Тут приоткрылась дверь, в горницу зашли Варвара и Лукерья. Матях, естественно, тут же вскочил – не мог же он сидеть, когда перед ним женщины стоят?!
– Что прикажешь, боярин Андрей? – спросила хозяйка.
– Что прикажу? – вздохнул сержант. – Баня у вас тут есть? Тут так получается, что я уже неделю не мылся.
– Как можно, – хмыкнула Варвара, и щеки девушки порозовели еще сильнее. – Конечно есть!
