– То не ногайцы, Сергей Владиславович, – покачал головой Умильный. – То башкорты[97]. У нас с ними вражды нет. Ефрем!
Боярин отдал свою рогатину холопу, зацепил щит за луку седла и, тронув пятками коня, спокойным шагом поехал вперед. Навстречу ему двинулся степняк в простой кольчуге, обитой лисьим мехом мисюрке, красных атласных шароварах и, как ни странно, алых мягких тапочках с задранными вверх носками. Всадники остановились друг от друга на расстоянии вытянутой руки, готовые при первом признаке опасности схватиться за сабли, поэтому оба вели себя очень аккуратно, следя за каждым своим жестом. Илья Федотович поднял правую руку, приложил к груди, слегка поклонился:
– Прощения прошу за беспокойство. Именем государя я с детьми боярскими татар безбожных преследую, что набег на земли русские учинили, разор сотворили изрядный, полон угнали немалый.
– Труд творишь благое, боярин, – так же уважительно поклонился в ответ кочевник. – Москва царь дружба мы целовали. Разорили именем как?
По-русски степняк говорил почти без акцента, но вот слова употреблял в самом неожиданном виде.
– Зовут меня Ильей, по отцу Федотович, из рода бояр Умильных.
– Бей Анвер Гали, – представился в ответ хозяин кочевья. – Татары разорили именем как?
– Татары? – наконец понял суть вопроса боярин. – Вотяк полоненный признал, что Аримхан Исанбет и бей Низиб Камалов в набеге участие принимали. Весть до меня дошла, что здесь их кочевье стоит, между реками Чермасан и Севада.
– Аримхан… – степняк прикрыл жадно блеснувшие глаза. – Гость – честь для дому. Русский боярин – три честь для дому. Войди юрта, сядь очаг. Бека зарежу, кумыс много. Пойдешь, обидишь. Сказывать дастархан много.
Боярин задумался. С одной стороны – нужно было торопиться вперед, до указанного купцом места оставалось не больше половины перехода. С другой – после четырехдневной скачки, перед смертной сечей ратникам требовался отдых. К тому же, Анвер Гали был местным, а потому наверняка точно знал, и где разбил свои шатры Аримхан, и как проще подобраться к его стоянке. А может, степняк слыхал и про то, где скрывается Низиб Камалов со своим родом.
– Благодарю, бей, – приложил руку к груди Илья Федотович. Затем от отъехал к своему отряду и громко сообщил: – Анвер-бей приглашает нас к себе в гости! Привал!
Ради достойной встречи гостей Анвер-бей постарался на совесть. Правда, для угощения степняки закололи не беков, а быков. Зато двух. В полном соответствии с традициями, их выпотрошили и повесили на вертел, который двое молодых ребят крутили над костром. Правда, как заметил сержант, его отнюдь не запекали целиком, как можно было бы подумать, исходя из исторических фильмов или иллюстраций в книжках. Просто по мере прожаривания верхней корочки желающие подходили и отрезали себе ломти мяса, запивая их из выставленных тут же бочек с кумысом. Правда, самому Андрею попробовать этого лакомства не удалось – его, наравне с прочими боярами, Анвер-бей пригласил к себе в юрту.
Центр передвижного дома занимал, естественно, очаг: обычное кострище, обложенное камнями, с железным вертелом на воткнутых в землю рогатинах. Землю вокруг устилали ковры. Коричневые, синие, зеленые, с растительным орнаментом и одноцветные, ворсистые и не очень. У стен, так же завешанных коврами, стояло три сундука. Напротив входа имелось небольшое возвышение, на котором, поджав под себя ноги, и восседал хозяин кочевья.
Дастархан представлял из себя просто скатерть, расстеленную на полу, и гостям волей-неволей пришлось, по примеру бея, выкручивать ноги, размещаясь вокруг. Хуже всех оказалось Лебтону, с его жесткими кирасой и латной юбкой, но хозяин вышел из положения, предложив гостю взять один из сундуков. Перед каждым из бояр стояла медная или серебряная пиала, но из угощения пока еще имелись только кувшины все с тем же кумысом, подносы с порезанными на дольки дынями и арбузами, миски с изюмом, курагой, сиреневой рассыпчатой халвой.
– Встреча дом почетный радость, – провозгласил хозяин, собственноручно наполнив пиалы ближним гостям: боярину Умильному и Хробыстину. – Видеть дружба много!
Он приподнял пиалу, приглашая всех выпить, и остальные бояре начали наливать себе кумыс сами. Дав немного времени, чтобы русские ратники попробовали угощение, Анвар-бей вежливо склонил голову к Илье Федотовичу:
– Детский жена здоров сильно?
– Я-а… – надолго задумался Умильный, глядя на ломоть арбуза. – Рано еще, вроде…
– Детский жена рано где? – повторил степняк.
– Маленький у меня ребенок, Анвар-бей, – покачал головой Илья Федотович. – Нет еще у него жены.
– Как же это сказать-то по-русски, – покачал головой бей. – Семья…
Андрей поднял голову, с удивлением прислушиваясь к словам. Кочевник говорил явно на своем языке – но сержант его все равно прекрасно понимал!
– Семья, это семья, – негромко произнес Матях.
– Ты меня понимаешь, боярин? – встрепенулся Анвар-бей. – Ты можешь передать уважаемому гостю мои пожелания здоровья и спросить про здоровье членов его семьи? Я разбираю русскую речь, но баю плохо.
– Да ты, никак, служивый, и по-башкотски кумекаешь? – еще больше хозяина изумился Умильный. – Откуда?
– Понятия не имею, Илья Федотович, – пожал плечами сержант. – Когда в себя у вас на руках пришел, вашу речь понял. Сейчас его услышал – тоже понял.
– Дык, может, ты вовсе татарин? – поинтересовался сидящий напротив помещик Хробыстин.
– Какой он татарин? – хмыкнул Дорошата, закинул в рот горсть изюма. – Ты на нос его посмотри!
– Чем тебе не нравится мой нос? – Андрей почувствовал, как лицо залила краска.
