– Подожди, я сейчас, – вскинул руки Андрей, выскочил на улицу, быстрым шагом дошел до терема, открыл принесенную сюда холопами чересседельную сумку, нашел среди сделанных башкирами подношений жемчужную сетку, направился назад. Однако во дворе его перехватил одетый в ярко-синие бархатные шаровары и многоцветную атласную рубаху, слегка кривенький Умильный. Похоже, боярин от души отрывался после вынужденного походного аскетизма.
– Ты почто заутреню пропустил, служивый?
– Поспал, Илья Федотович, – пожал плечами Матях.
– Ну ладно, заутреню проспать, – расхохотался боярин. – Но как ты завтрак-то упустил?!
– Зато хорошо выспался, – парировал сержант и, пользуясь случаем, поинтересовался: – Скажи, Илья Федотович, а как можно разузнать точно, где кочевье хана Кубачбека?
– Экий ты настырный, боярин Андрей, – широко ухмыльнулся хозяин усадьбы, – и зело злопамятный. Не хотел бы я оказаться среди твоих врагов, служивый.
– И я этого не хочу, Илья Федотович, – кивнул Матях. – Так как, есть такие каналы?
– Это дело несложное, – отмахнулся боярин. – Любого купца русского, что по Поволжью торг ведет, залови, купи что-нибудь дорогое, да и подраспроси. Все тебе расскажет. И где твой Кубачбек кочует, и как, в каком месяце у какого колодца стоит, когда кочевья меняет, сколько скота гонит, сколько людей, али нукеров в роду, сколько стада-табуны пасут. Торговые гости народ такой: никогда не знаешь, то ли радоваться их приезду, то ли вешать на осине не медля.
– А чего же не вешаете? – поинтересовался сержант.
– Дык, десятину платят, – пожал плечами Умильный. – Опять же, мы повесим, они повесят, и что будет? Мы про них не знаем, они про нас не знают, у нас шелка не купить, у них стали нет. Разве лепо сие? Вот перед походом всех купцов в поруб посадить – то дело благое. А так: пусть гуляют.
– Понятно, – кивнул Матях и нацелился было бежать дальше, но боярин окликнул его снова:
– Ты вон ту повозку видишь, служивый? – указал Умильный на одну из взятых в татарском обозе телег.
– Да, а что?
– Эта, и та что за ней: твоя доля, – небрежно махнул рукой хозяин усадьбы.
– Доля?.. – удивленно уставился на повозки сержант, еще не понимая, в чем дело.
– А ты как думал, – вроде как обиделся Умильный. – Да мне тридцать две повозки достались! Но я в походе воеводой был, опять же двадцать ратников выставил. А ты сам-перст явился. Лыков и Юшин, вспомни, только по одному получили, пусть даже и на выбор. Хотя пришли сам-двое. А тебе я две телеги добра отдаю. Знаю, дом у тебя новый, пустой. Обживаться нужно.
– А холопам? – негромко поинтересовался сержант, кивнув в сторону людской.
– Холопам? – приподнял брови Илья Федотович и покачал головой: – А ты за них, служивый, не горюй. Они свое взяли. Карманы золотом, али добром, что нашли, набили, с девками побаловались, и хватит. Им больше ничего не надобно, вина в кабаке купить, обнову справить, повеселиться всласть, да и хватит. Посему из добычи монеты и веселье холопам принадлежит, а невольники, обозы, казна, земля – то уже боярская добыча. Дабы мы с тобой, служивый, могли всех этих бездельников кормить цельный год, для похода снарядить, обуть-одеть, коли сами платье купить поленились. Ничего, холопов заведешь, узнаешь…
– Наверное, – кивнул Матях и зачесал в затылке: – Две повозки. А я один. Человечка бы мне надо.
– Так у тебя эта, узкоглазая есть.
– Одна, – кивнул сержант. – А повозок две. Я ведь верхом поскачу, не потащусь на облучке, как крестьянин какой-то.
– А чего? – не понял Умильный. – Коней можно к повозке привязать, дабы не отстали.
– А можно, я Касьяна с собой возьму? – пропустил ответ мимо ушей Матях. – Все одно без дела шляется. А с вожжами и одной рукой управиться сможет.
– Испортился Касьян, – недовольно нахмурился боярин. – Гликерья сказывала, поручений не справляет, вино где-то таскает, пьян каженный день.
– Разберемся, – махнул рукой Андрей. – Лишь бы до Пореза спокойно доехал.
– И то верно, – кивнул хозяин. – Забирай.
– Скажи, Илья Федотович, – осторожно поинтересовался сержант. – А где бы мне встретить такого купца, которого про Кубачбека расспросить можно?
– Ой, служивый, все у тебя одно на уме! – шутливо погрозил пальцем боярин. – Купец, это не сложно. Те, что с Хлынова на Анареченскую дорогу, али к Вятским полянам идут, тоже поволжских ханов знать могут. Да вот только похода тебе с ними не сладить. Поход может только государь дозволить, али воеводы его ближние. А сие токмо в Москве решаемо… – Илья Федотович запнулся, зачесал в затылке. – Ты это… Через неделю приезжай. В Москву станем сбираться. Товар, урожай сбудем, жалованье за ратную службу получим, пива сварим, знакомцев твоих поищем.
– Понял, приеду, – согласился Андрей, хотя испытывал стойкое подозрение, что узнать его в столице не сможет ни один человек. – А урожай для продажи мне тоже брать?
– Не нужно. Порез – место проезжее. Как весна настанет, ледоход тронется, реки непроезжими станут, ты быстро все припасы расторгуешь, да по цене не в пример нынешней. Купцы посуху поедут, а им всем кушать ведь хочется, иначе не умеют. Это мне есть резон барыш считать. Все одно ехать, так заодно и хлеб скину. В первопрестольной серебра несчитано, они его не жалеют. Хотя нет, служивый. Мед ты весь с собой забери, его вместо пирогов не продашь.
– Понял, не дурак, – кивнул сержант.
– Да вижу, – почему-то погладил живот хозяин усадьбы. – Ладно, забирай моего однорукого, телеги,
