Через пять дней после возвращения в «Туманное Дно» Эмблер узнал из неофициальных источников, что Уитфилд даже не зарегистрировала его рапорт, как того требовала стандартная процедура. Это его возмутило. Уитфилд славилась своей скрупулезностью, своей устремленностью к совершенству. Неужели провал так подействовал на нее, что она не смеет облегчить душу перед госсекретарем? Неужели надеется скрыть случившееся – после того, как он все выяснил? Эмблер решил, что должен встретиться с Уитфилд и потребовать объяснений.
Встретиться не заочно, а лицом к лицу.
Затихшая было ярость вскипела с новой силой. Ярость и негодование. Его как будто предали. Была пятница, конец недели, но он не собирался отправляться на уик-энд.
Безумие! Неужели она думает, что может избегать его – избегать правды! – до бесконечности? Он сел в машину и поехал к ней домой, в Фокс-Холлоу, городок к западу от Вашингтона. Уж там-то ей от него не отделаться.
Полчаса спустя Эмблер свернул на длинную, обсаженную грушевыми деревьями подъездную дорожку. Высокое и элегантное здание из красного кирпича, выстроенное в стиле Монтичелло, украшали изящные карнизы, угловые балкончики и большие эркеры. Особняк окружали умело подстриженные магнолии и рододендроны. К передней двери вели широкие каменные ступеньки.
Эмблер вспомнил, что в девятнадцатом веке семья Уитфилдов разбогатела сначала на производстве стали, а потом умножила состояние экспортом промышленной продукции. В послевоенные годы семейные капиталы уменьшились, потому что представители ее стали искать иные сферы приложения своих талантов и способностей, выбирая сектора, где ценилось не столько богатство, сколько интеллектуальный и культурный престиж – Уитфилды появились в музее «Метрополитен», в Национальной галерее, в Гудзоновском институте, некоторые занялись международными финансовыми операциями. При этом солидный и умело управляемый трастовый фонд заботился о том, чтобы ни один представитель семьи не оказывался перед необходимостью зарабатывать, чтобы тратить. Как и у Рокфеллеров, у Уитфилдов на протяжении десятилетий превыше всего ставилась семейная этика служения. Тот факт, что такое служение вовсе не обязывало их отказываться от презренного металла и жертвовать земными благами, подтверждался хотя бы отличным состоянием, в котором пребывал их особняк. И пусть он был скорее величественен, чем роскошен, позволить себе содержание такого дворца мог лишь тот, кто имел доходы помимо правительственного жалованья.
Эмблер подъехал к большой двойной двери, выключил мотор, вышел из машины и позвонил. Через несколько секунд ему открыла женщина – филиппинка? – в черном с белым передником костюме горничной.
– Хэл Эмблер к Эллен Уитфилд, – отрывисто бросил он.
– Мадам никого не принимает, – ответила горничная и тут же поправилась: – Мадам сегодня нет.
Она, конечно, лгала – Эмблер понял это с первого слова. К тому же из глубины дома доносился голос самой Уитфилд. Отодвинув плечом протестующую филиппинку, он прошел через выложенное мозаичной плиткой фойе и решительно распахнул дверь в библиотеку.
За столом с разложенными аккуратно бумагами сидела сама Эллен и рядом с ней пожилой мужчина, показавшийся Эмблеру знакомым. Посеребренные волосы, высокий лоб… красный галстук с тугим узелком, застегнутая на все пуговицы жилетка, твидовый пиджак… Типичный профессор.
– Мадам, я говорила ему, но…
Эллен Уитфилд и ее гость замолчали и одновременно подняли головы. Увидев Эмблера, мужчина явно смутился.
– Черт бы вас побрал, Эмблер! – вскрикнула Уитфилд. Удивление первых секунд быстро отступило перед набирающим силу гневом. – Что вы здесь делаете?
Тем временем ее гость отвернулся, как будто заинтересовавшись вдруг книгами на полке.
– Вы прекрасно знаете, что я здесь делаю, госпожа заместитель государственного секретаря! – Он произнес название должности с нескрываемой издевкой. – Мне нужен ответ. Я сыт по горло вашими фокусами. Думаете, удастся вывернуться? Не выйдет. Что вы пытаетесь скрыть?
От злости лицо ее пошло пятнами.
– Да вы параноик! Убирайтесь из моего дома! Немедленно! Как вы смеете являться сюда! – Выброшенная рука указала на дверь. Эмблер заметил, что она дрожит. От злости? Страха?
– Вы получили мою докладную записку, – холодно произнес Эмблер. – В ней правда. Думаете, правду можно похоронить? Думаете, меня можно похоронить? Так вот, забудьте об этом. Не сомневайтесь, я принял меры предосторожности.
– Посмотрите на себя. Послушайте себя! Разве так ведет себя профессионал? Вы же сумасшедший! И имейте в виду, вам меня не запугать. Хотите высказаться? Хорошо, я дам вам такую возможность. В понедельник. Но сначала выслушайте меня. И выслушайте очень внимательно. Если вы сейчас же не покинете мой дом, я вышвырну вас со службы. Навсегда!
Эмблер тяжело дышал. Гнев его отступил под напором ее ярости. Такой вспышки он не ожидал.
– В понедельник. – Оперативник повернулся к выходу.
В нескольких милях от Фокс-Холлоу дорогу ему перегородил фургон с «мигалкой». Пришлось съехать на обочину. Сбоку тут же появилась «Скорая», сзади возник тяжелый «Бьюик». Выскочившие из машин люди – некоторые были в форме санитаров – вытащили его из автомобиля, и пока он соображал, что к чему, кто-то воткнул в руку шприц. Четкие действия выдавали в них профессионалов, привыкших к подобного рода работе. Но кто они? Что им нужно от него?
Туман в голове еще не рассеялся полностью, скрывая то, что случилось потом. Уже лежа на носилках, он услышал короткие, отрывистые реплики, которыми обменивались санитары. А затем мир начал терять четкость и расплываться. Начинались долгие сумерки.
Сумерки.
Когда Эмблер снова открыл глаза, в комнате царил полумрак.
Несколько дней назад он был «пациентом» в закрытой психиатрической клинике. Теперь между ним и Пэрриш-Айлендом лежал океан. Но был ли он свободен?
Глава 24
Эмблер открыл глаза, сфокусировал взгляд на бледнеющем в полутьме лице аудитора и заговорил. Он рассказывал подробно, перечислял детали, высказывал предположения. Не все всплыло из памяти, кое-где в ней еще зияли пустоты, но в целом картина получилась вполне ясная.
– Я немного испугался, когда вы отключились, – сказал Кастон, выслушав пятиминутный, без пауз рассказ. – Рад, что вернулись в мир живых. – Он отложил журнал, но Эмблер успел прочесть название – «Журнал прикладной математики и вероятностного анализа». – Не хотите освободить мою кровать?
– Извините. – Эмблер потянулся, поднялся и сел на горчичный стул. Должно быть, он действительно уснул. Судя по часам, прошло четыре часа.
– Итак, Транзьенс – это сама Эллен Уитфилд?
– Да, это ее оперативный псевдоним. Пользовалась она им давно, а когда файлы стали переводить на цифровые носители, все это потерялось. Сейчас уже ничего не найти, бумаги давно уничтожены. Она была сама в этом заинтересована – полная зачистка. Говорила, что приняла меры предосторожности.
– Теперь понятно, почему поиск ничего не дал. – Секунду-другую Кастон молча смотрел на оперативника. – Хотите еще выпить?
Эмблер пожал плечами.
– В мини-баре должна быть минералка.
– Уж конечно «Эвиан». При нынешнем соотношении евро и доллара выходит 9,95 за пятьсот миллилитров. Это будет 16,9 унции. То есть 55 центов за унцию. Пятьдесят пять центов за унцию воды? Меня стошнит от таких цен.
Эмблер вздохнул.
– Восхищаюсь вашей точностью.
– О чем вы говорите? Я же округляю.
