всего один человек, и вот человека этого не стало... Комиссар местного партизанского отряда действительно ведь погиб незадолго до освобождения города.
- Все это верно, - подтвердил Шубин, - я допускаю такую возможность, но есть одно обстоятельство, которое заставляет меня насторожиться.
- Что именно?
- Все, что вам рассказал Хмелев, он сообщил и мне еще в прошлом году, однако почему-то умолчал о мине, и это мне кажется подозрительным.
- А мне нет, - возразил Дружинин. - Он не сказал о ней потому, что считал ее неопасной.
- А теперь?
- Теперь другое дело. Раньше почти не было риска, если бы она и взорвалась. Развалины от этого не очень пострадали бы. Я даже допускаю, что он, если так можно выразиться, надеялся на взрыв вхолостую: взрыв уничтожил бы неприятный для него документ. Ведь после смерти комиссара Хмелеву нелегко было бы оправдаться. Но когда до него дошел слух, что заводы хотят восстанавливать и взрыв будет угрожать уже не развалинам, а строительству, людям, занятым на стройке, в нем сказался наш, советский человек, - он пренебрег личными интересами.
- А может быть, он просто пошел на провокацию?
- На провокацию? - удивился Дружинин.
- Да, на провокацию,-повторил Шубин.-Хмелев мог просто пустить слух о мине, чтобы взвинтить наши нервы, посеять страх перед возможным взрывом, затормозить восстановление заводов.
Шубин задумался, скомкал окурок и добавил, чуть понизив голос:
- Ведь если к делу подойти с психологической точки зрения, то миной замедленного действия может оказаться сама выдумка Хмелева о нависшей над нами опасности.
Капитан налил в стакан воды из графина, жадно выпил ее и продолжал возбужденно:
- Все это, может быть, очень тонко задумано. Уличить его в обмане почти невозможно. Он ведь ничего не говорит наверняка, ничего не утверждает. Он только высказывает предположение, но вы уже сомневаетесь, уже не можете быть спокойным. А как будут работать на строительстве инженеры и рабочие, все время чувствуя себя на пороховой бочке, которая вот-вот взорвется...
- Но для чего же тогда понадобилось ему рассказывать историю о компрометирующем его документе? - спросил Дружинин.
- Для убедительности. Это ведь тоже чисто психологический прием.
Владимир Александрович задумчиво прошелся по комнате, заложив руки за спину.
- Нет, - заявил он, остановившись перед Шубиным, - не убедили меня ваши доводы. Кто такой был Тихон Хмелев до войны? Старый потомственный рабочий, один из лучших кузнечных мастеров на заводе. В общем, честный советский человек. И вот он оказался в городе, оккупированном фашистами... Вы человек осторожный. Вам кажется, что Хмелев поддался уговорам врага и стал предателем, а по-моему, он не мог пойти на это.
Шубин налил себе еще полстакана воды, но, так и не выпив ее, поспешно заметил:
- А вы думаете, Владимир Александрович, меня самого не огорчает мысль, что он, может быть, провокатор? Однако я должен предусмотреть и эту возможность, тем более что знаю некоторые черты характера Хмелева.
- Что-нибудь порочащее его?
- Нет, всего лишь болезненное самолюбие. Но в условиях оккупации фашисты могли сыграть и на этом.
- Не думаю, чтобы это было так,-с сомнением покачал головой Владимир Александрович. - Повторяю, я знал его как одного из лучших кадровых рабочих завода. Мы ведь не раз премировали его...
- Да, да, все это так, - перебил Дружинина Шубин. - Он на самом деле хорошо и добросовестно работал и других учил своему мастерству. Это я по собственному опыту знаю. Я ведь до того, как меня в органы НКВД откомандировали, кузнецом был и искусству кузнечному у Хмелева учился. Мастер он был первоклассный. Это я сразу увидел, но увидел также и кое-что другое. Хмелев - человек старого закала, делал все больше по-старинке, новые приемы осваивал туго. Некоторые молодые рабочие, пришедшие из фабзавуча и теоретически лучше подготовленные, часто позади его оставляли. И это крепко задевало Хмелева... Чем дальше, тем больше обиды скоплялось в сердце старика, - продолжал он после небольшой паузы, - Помню, кто-то из руководителей завода посочувствовал Хмелеву: не трудно ли, мол, работать кузнецом в такие годы? Не пора ли на пенсию? А он понял это так, что им вроде пренебрегают, что он уже не нужен на заводе, и оскорбился, стал мрачен, замкнулся в себе. Ну, а тут оккупация... всякие похвалы и посулы со стороны фашистов. Разве это не могло его подкупить? 'Вот когда оценили меня по достоинству!' - мог подумать старик и попасться на удочку. Я рад был бы ошибиться в таком предположении, но бдительность вынуждает меня быть предельно осторожным.
Дружинин долго ходил по комнате, наконец заметил:
- Вы правы, конечно. Хладнокровие и беспристрастность тут необходимы. Однако мину мы все-таки начнем искать... и немедленно, сегодня же. Есть ведь у нас в городе саперные части?
- Всего один саперный взвод во главе с полковым инженером. Я знаком с ним. Синицын его фамилия, Совсем еще молодой человек. Боюсь, что невелик у него военно-инженерный опыт, а ведь мины замедленного действия чертовски замысловатые штуки.
- Конечно, тут опытный человек нужен, - согласился Дружинин. - Но что поделаешь! Пока запросишь специалиста, много времени потеряешь. Придется поручить это дело Синицыну.
Поиски начались
После переговоров с командиром полка в распоряжение Дружинина было послано три отделения саперов во главе со старшим лейтенантом Синицыным. Синицын в самом деле был очень молод и почти не имел боевого опыта, так как попал на фронт из военно-инженерного училища незадолго до окончания войны.
Владимир Александрович объяснил ему задачу и отпустил лишь после того, как убедился, что он понял серьезность создавшейся обстановки.
Мину начали искать одновременно на всех трех заводах. И лейтенант и его солдаты работали с большим рвением, однако вечером Синицын доложил Дружинину, что обнаружить пока ничего не удалось.
Владимир Александрович решил посоветоваться с председателем райисполкома о дальнейших действиях. Он уже взялся за телефонную трубку, но тут в его кабинет вошла Варя Воеводина.
- Владимир Александрович, - сказала она, - могу я сегодня уйти пораньше?
- Случилось что-нибудь? - спросил Дружинин. - Вид у тебя какой-то странный. Варя засмеялась:
- Не странный, Владимир Александрович, а счастливый! Телеграмму мне только что принесли. Алеша с девятичасовым поездом приезжает.
- Алеша?-задумчиво произнес Владимир Александрович. - Это кто же такой Алеша?
- А вот вспомните-ка, Владимир Александрович! Дружинин наморщил лоб.
- Алеша... - повторил он. - Позволь, это не муж ля твой?
- Он самый, Владимир Александрович,-счастливо улыбнулась Варя. - Алексей Воеводин, мой муж.
- Рад за тебя, Варя! - весело отозвался Дружинин.-Поздравляю. Надеюсь, ты познакомишь нас? Я ведь Воеводина только по твоим рассказам знаю. Ну, спеши на вокзал - до прихода поезда полчаса осталось.
А когда Варя была уже у дверей, Дружинин вдруг окликнул ее:
- Постой-ка, Варя!.. Воеводин-то твой, кажется, сапер? Капитан инженерных войск?
- Майор инженерных войск!-с гордостью поправила Варя.
- Тот самый майор Воеводин, о котором в газетах писали, как он разминировал Ольшанские шахты?
- Тот самый, Владимир Александрович.
- И он надолго к тебе?
- Нет, наверно, ненадолго. На месяц, не больше, - ответила Варя, вдруг сообразив, почему Дружинин спрашивает об этом. Улыбка невольно сбежала с ее счастливого лица. - Не везет мне, Владимир Александрович, - печально добавила она. - Только-только замуж вышла - война началась. И вот с тех пор, как Алексей ушел на фронт, так и не виделись ни разу...
