при умеренном темпе исполнения длится несколько секунд). И вдруг уже обронзовевшая истина даже не опровергается, а просто отодвигается в сторону:
... На которых еще не бывал...
Не зря, не зря из целой фразы цитируется лишь часть. Не потому, что короче, а потому, что в полном, неурезанном виде фраза -- совсем о другом98. Что происходит со смыслом после присоединения второй строки к первой? Впечатления конкретизируются: горы теряют метафорическую цельность, лишаются кавычек. Оказывается, что это множественное число состоит из единиц. Горы вообще превращаются в ряд гор: одна, другая... И внутри исчисляемого множества открывается конфликт покоренных и непокоренных вершин. Оказывается, манят нас не горы вообще, а те, на которых еще не бывал. А еще лучше -- на которых никто не бывал.
Тут впервые, но не единожды в этом тексте и во всем цикле слетает романтический флер с горного пейзажа: такие уточнения противопоказаны романтической приподнятости, они ее просто губят. В данном же случае к романтическому порыву к идеалу сначала примешивается, а затем и вовсе его заменяет стремление к победе, азарт первенства. Это придает тексту земную конкретность, энергичность -- иноходца, волка ли, гонщика, рвущегося к горизонту, -- сильно убавляя в нем призвук романтической отвлеченности99.
x x x
Есть персонажи, которые рвутся 'туда' в надежде изведать то, чего не ведал сроду. В основе их порыва лежит ощущение грандиозности, многоликости мира, которую они хотят вобрать в себя, познать в живых, непосредственных впечатлениях, жадность к жизни:
В холода, в холода
От насиженных мест
Нас другие зовут города...
... Не хватает всегда
Новых встреч нам и новых друзей.
Некоторые мотивы из этой ранней песни продолжатся в 'Москве-Одессе' (подробный разбор этого текста -- в главе 1). 'Холода' отзовутся в ней метелями и снегопадами, которым тоже противостоит тепло:
... Будто с ними теплей...
... В Тбилиси -- там все ясно -- там тепло...
Будь то Минск, будь то Брест100 обернутся в 'Москве-Одессе' целой вереницей городов (их четырнадцать, не считая повторов). Но главное --из 'Холодов' сюда перейдет, будет развито и усилено психологическое состояние героя -- душевная смута, которая в обоих текстах выражена логическими противоречиями деталей текста, размытостью устремлений героя (собственно, это слово, 'устремления', к такому вялому персонажу не очень и применимо). Сравнение 'Москвы-Одессы' с 'Холодами' тем более правомерно, что фактически весь ее сюжет, как из зерна, вырос из первых трех строк 'Холодов':
В холода, в холода
От насиженных мест
Нас другие зовут города...
С насиженного места и стремится улететь герой 'Москвы-Одессы'.
В 'Холодах', одной из ранних песен ВВ, появились два образа, которые пройдут затем через все творчество Высоцкого, обнаруживаясь во всех его концептуальных песнях, вплоть до самых поздних, -- образы 'здесь' и 'там'. В песне дано и сопоставление этих образов, которое тоже останется неизменным до конца. Безыскусность, простота и смысла, и образного строя, декларативность (все это заставляет вспомнить 'альпинистские' песни, написанные, кстати, тогда же) делают это соотношение особенно очевидным. К тому же оно декларировано в финале песни:
Где же наша звезда?
Может, здесь, может, там.
Здесь и там равны в отношении к человеку. Одинаковы. Но этот финал подготовлен, равноправие здесь и там накапливается в течение текста. Вначале неопределенность местоположения там создает ощущение, что там не все равно где, а -- везде. Следующий этап уравнивания -- середина текста, с двукратным повторением приема. Речь идет сперва о закономерности стремления 'отсюда' 'туда':
... Неспроста
Нас суровые манят места...
Не хватает всегда
Новых встреч нам и новых друзей...
Это не хватает в нас сидит, оно и рисует в воображении образ неведомого и прекрасного там. Затем показана тщетность надежды на то, что там все другое:
Будто там веселей...
... Будто с нами беда,
Будто с ними теплей.
Перед самой финальной строкой -- еще одно ослабление контраста:
Как бы ни было нам
Хорошо иногда...
Тут уж итоговое уравнивание здесь и там неизбежно. В позднейших текстах оно будет детализировано. 'Переворот в мозгах...', 'Райские яблоки' -- ад и рай в них неразличимы и, главное, неотличимы от земли, на которой живут люди.
Уйду от вас к людям ко всем чертям, -
говорит Бог ангелам, уравнивая рай не только с адом, но и с людским житьем, т. е. 'верх' и 'низ' между собой и с 'серединой' (кстати, Бог собирается променять 'верх' на 'середину' -- связка та же, что и в тексте 'Реальней сновидения и бреда...'). А в 'Райских яблоках' рай и вообще -зона. Но заявлено все еще в самом начале, в 1965-м, в 'Холодах'...
x x x
Герои Высоцкого так часто перемещаются из здесь в там, что одно это рождает ощущение: полюса -- фикция, и мир един. Чего рваться туда, если там то же? По мнению некоторых исследователей, Высоцкому 'близко ощущение расколотости единого мира <...> Поэтому преодоление часто предусматривает <...> возможность <...> возвращения обратно, что <...> 'снимает' эту расколотость'101*. Я полагаю, что, по Высоцкому, расколот не мир, а лишь его образ в нашем сознании. И раз на самом деле он един, то, собственно, и неоткуда бежать, и некуда возвращаться. Надо обустраиваться здесь. Кстати, и в реальном мире бежать тоже некуда, вернее, нет смысла:
Пророков нет в отечестве своем,
Но и в других отечествах негусто.
Иными словами, пророкам одинаково неуютно что здесь, что там (то есть везде). Поэтому, между прочим (но прежде всего, конечно, из любви к Отечеству):
И на поездки в далеко,
Навек, бесповоротно,
Угодники идут легко,
Пророки -- неохотно.
Герои ВВ частенько смотрят на мир из тюрьмы. Но все дело в том, что 'воля' неотличима от 'лагерей'. И в лагерях, и в жизни -
... темень тьмущая:
Кругом майданщики, кругом домушники.
В песне о Магадане о том же сказано прямо:
Ведь там сплошные лагеря,
А в них убийцы...
... не верь молве -
Их там не больше, чем в Москве...
Так что же, нет жизни нигде? Наоборот, всюду -- жизнь.
'Верх' и 'низ' у Высоцкого не просто уравнены с жизнью -- они из жизни. Уточним: это тот рай и тот ад, куда можно уйти и откуда можно вернуться.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок, -
это совсем не тот мир иной, что, например, у Хайяма:
Не правда ль, странно? -- сколько до сих пор
