приедет, свяжем и в багажник сунем. Так ты его до города и довезешь.
- Здорово придумано, - одобрил Тришка. Ему страх как хотелось надавать Никишке по шее. И вдруг он вспомнил про ежа.
- Послушай, Корней Третьякович, я в багажнике не один был, там Никишка еще ежа вез. Ему велели вывезти за город и выпустить в лесу. А он до леса не довез - кто-то из здешних ежу посвистел, еж у нас и сбежал. Прямо из багажника.
Вранье получилось чудо какое складное.
- Свистел ему, поди, Тимошка, он умеет. Его тоже из полевых взяли, только давно. Он теплицы и не нюхал! Тимошка, должно, для лешего старался. Еж это лешего скотинка. Коты, псы - сам понимаешь, наша. Куры еще, вся хлевная живность, кони. А ежи, ужи, жабы, хори - они хоть к дому и прибиваются, а ведает ими леший.
- Так что он ежа к лешему отогнал?
- А кто его знает... Должен был бы, если по правилам. Ну так что? Идем Молчка брать?
Тришка насупился, всем видом являя решимость. Ему не очень-то хотелось шастать по чужому двору в сопровождении тепличного, которому врагами были все, кроме кошки Фроськи. Но и показывать слабость он не мог. Вон Никишка уловил, что повстречал лопоухого - и что вышло?
- Идем! - сказал Тришка. - Веревка-то у тебя найдется?
* * *
Сарай был изнутри страшен - столько всяких железных лап, рогов и закорючек тут имелось.
- Ты не бойся, это культиватор, - сказал тепличный, проводя Тришку под многими железными зубьями. - Сейчас оттуда подкрадемся, откуда он нас и не ждет.
И точно - они зашли в тыл желтой иномарке. А там тепличный погремел кулаком о крашеный бок и отскочил.
Изнутри послышались дребезг и ворчание. Кто-то пробирался по машинным потрохам, лязгнуло, скрипучий голос разразился неразборчивой, но явно гневной речью.
- Гляди ты! Заговорил! - удивился Корней Третьякович.
- Может, и не Молчок вовсе? - предположил Тришка.
- Проверить надобно, - сказал не желавший упускать награду тепличный. Давай так - я его выманивать стану, ты схоронись. А как он на меня кинется - так и ты на него кидайся! Вдвоем повяжем!
Тришка оценил отвагу тепличного - не совсем бескорыстную, ну да ладно, какая есть.
- Давай, - согласился он и снял с плеча смотанную в кольцо веревку.
Тепличный же снова брязнул кулаком по машине
- Эх, хорош бы день, да некого бить! - заголосил он. - Вылезай, я те язык ниже пяток пришью! Я из тебя блох повыбью, ядрена копалка!
Тришка подивился странной деревенской ругани. Но еще более изумился, услышав ответ.
Отвечено было по-английски, обещано с той же степенью лаконичности, с какой совершить известное действие грозятся по-русски.
- Погоди, Корней Третьякович, - удержал Тришка тепличного от дальнейшего охальства, а сам завопил во всю глотку:
- Хау ду ю ду-у-у!!!
И воцарилось в сарае полнейшее и безупречное молчание.
- Кам аут! - крикнул Тришка. - Не бойся - бить не будем! Ви а фрэндс!
Прежняя угроза прозвучала, но уже не свирепо, а скорее сварливо засевший в иномарке незнакомец пообещал кое-что сотворить и с 'фрэндс'.
Тришка некоторое время конструировал в голове ответную фразу. Английских слов до боли не хватало. То есть, он их учил, но они все куда-то подевались.
- Ви кам ту хелп ю! Ту хелп! - заорал он.
Оказалось, что и с 'хелп' незнакомец хочет поступить все тем же испытанным способом.
- Чего это ты ему? - спросил тепличный.
- Я ему - друзья мы, мол, не бойся. Он меня - по матери. Я ему пришли, мол, помочь. Он опять по матери.
- Погоди! А на каком это ты с ним наречии?..
- На английском.
- Так твой Молчок - кто? Шпион?!?
Тришка вздохнул - теперь он уже вообще ничего не понимал.
- Трифон Орентьевич! - воззвал к нему тепличный. - Так ты - кто? Кому служишь?!
- Известно кому служу, - буркнул Тришка. - Инспекторы мы...
- Инспекторы! Кому же ты, лягушка тебя забодай, продался? проникновенно заговорил Корней Третьякович. - Я думал - ты и впрямь инспектор по жалобам от населения! А ты? Потом думал - следователь по особо опасным! А ты? И что же выясняется? Ну нет! Долго я молчал, а теперь все выскажу!
- Опомнись, Корней Третьякович, - попросил Тришка. - И так башка от мыслей трещит, а тут ты еще со своими дуростями.
- Не отдам Молчка! - вдруг заявил тепличный. - Пошел прочь отсюда! Не отдам - и точка.
- Да тебе-то он на кой сдался? - удивился Тришка.
- Пошел! Кыш!
Подхватилв с утоптанной земли железку, Корней Третьякович погнал Тришку по сараю. Но Тришка оказался провернее тепличного - шмыгнул так и сяк, запутал след, а потом возьми да и подкрадись обратно к желтой иномарке.
И услышал он там такую речь.
- Мистер! Сэр! Как вас там! Выйдите, покажитесь! Дело у меня к вам! Тут демократию гнобят и уже вконец загнобили! Могу жалобу в письменном виде передать! Там все подробно про Елпидифорку, Ефимку, Игнашку, Никодимку, Маркушку, Тимошку и еще домовиху Анисью Гордеевну будет изложено! По-английски я не умею, ну да у вас переведут! И пусть ваши демократы нашим демократам по шее-то надают!
Для пущей доходчивости Корней Третьякович еще стучал по дверцк иномарки жестким от черной работы кулаком.
- Опомнись, дядя! - воскликнул, выходя из укрытия, Тришка. - Кому там в Америке твоя жалоба нужна? У них своих забот хватает.
И на всякий случай обратился еще и к незримому ругателю:
- Донт лисн ту хим, хи из э фул!
В ответ из машинных недр раздался громкий хохот.
- Ну наконец-то! - обрадовался Тришка. - Эй! Сэр! Кам хиэ!
В ответ была длинная и очень быстрая фраза, в которой Тришка ни черта не разобрал. Но признаваться в этом тепличному не пожелал.
Вдруг дверца приоткрылась. Оттуда протянулась рука. Тришка, не будь дурак, за эту руку ухватился и был втянут внутрь, успев крепко лягнуть дурака Корнея Третьяковича, вздумавшего было его за ноги обратно вытаскивать.
Дверца захлопнулась.
Тришка утвердился на ногах и наконец-то увидел своего Молчка.
* * *
Когда живешь на книжных полках и постигаешь мир по разнообразным черненьким значкам на белой бумаге, этот мир получается, как правило, лишенным цвета, запаха, а также многих важных деталей. Следует также учесть, что в библиотеке, присматривать за которой определили Тришку, были книги в основном научные. И он какие-то вещи знал неплохо, на иные набрел случайно, а прочих и вовсе не ведал.
Так, он вычитал в словаре, что английских и, видимо, американских домовых называют брауни и сделал разумный вывод - мастью они все коричневатые. Но прочие подробности их жизни оставались покрыты мраком.
А между тем, прибыв в Америку, он тут же и обнаружил бы, что не только между городскими и сельскими брауни имеется противостояние, но и внутри каждого клана - свои давние склоки, и есть такие ответвления у старинных почтенных родов, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И влип бы в местные разборки куда хуже, чем сейчас - тут он все-таки был пока среди своих, и даже врун Никишка воспринимался как свой, и даже кляузник Корней Третьякович.
