- Широкову не предлагаю - ему материальные блага не впрок. Остается еще Карлсон. Это - кандидатура! Это мужчина правильный и практический. Откроет в мастерской филиал бани. Знакомым поэтам будет по блату веревки мылить. Чтоб сами, не дожидаясь приглашения...
Тут настала такая пауза, что Вальке стало страшно. Изабо и Карлсон глядели друг на друга нехорошим взглядом. Широков подвинулся вперед, чтобы в случае чего встать между ними.
- Да, я мужчина практический, а что? Вот такое я дерьмо! - хлопнув в ладоши и разведя руками, воскликнул Карлсон. - Как в хозяйстве прореха слезай, Карлсон, с крыши! Как машина на полдня нужна - Карлсон! Как трудоустроить бездельника - Карлсон! Да если подвести баланс - я за жизнь, может, столько добра сделал, сколько ни одному гению не снилось! А в баню ко мне сами придете, потому что гениям тоже нужно мыться. И спасибо скажете. Так что надоест дурью маяться - пожалуйте в баньку!
Он повернулся и быстро вышел. Изабо же села за разоренный стол.
- Все не так, - глядя в чашку, проворчала она. - Враки, враки... Все почему-то не так. Вот ты, Пятый - я тебя обложу последними словами и мусорник на голову надену, а ты через неделю придешь читать мне финал пьесы как ни в чем не бывало. Знаешь что? Не приходи больше. Я это серьезно говорю.
- Совсем не приходить? - растерянный Широков улыбнулся, всем своим видом показывая, что готов поддержать даже такую нелепую шутку.
- Совсем. Я устала от тебя и от твоей пьесы.
Широков пожал плечами, молча собрался и вышел. Изабо посмотрела на Вальку.
- Меня дома ждут, - сказал он.
- Всего доброго, - ответила она.
Он сунул в сумку папку с пьесой, накинул куртку и вопросительно посмотрел на Изабо. Она сделала странный жест - мол, ничего, не сердись, когда-нибудь это пройдет... а пока иди, иди...
- До свидания.
Валька вышел. Широков уходил к автобусной остановке необычно быстрым шагом. Карлсон прислонился к столбу своего будущего забора и курил. Увидев Вальку, он усмехнулся и пошел с ним рядом.
- Так и знал, что вас тоже выгонит. Эк ее разобрало из-за этого торсика... как будто с ним вся жизнь окончилась. И чего этих гениев вечно заносит?
И тут Валька понял - чего заносит.
Карлсон еще бормотал что-то о сумасшедших женщинах, Валька еще шел с ним рядом по инерции, но в голове у него уже делалось что-то не то. Он вспомнил свой бег по берегу игрушечного озерца, размашистый бег влюбленного мальчишки, которому померещилась там, за поворотом, надежда. Хотя он знал, что никогда и ни за кем по тому берегу не гонялся...
Валька встал, как вкопанный, резко развернулся и что есть духу понесся обратно - к Изабо.
Тот, кто носился по берегу милого озерца и дал сегодня сдачи Карлсону, летел на выручку к своей женщине. Ей было скверно. Она привыкла быть сильной и сейчас устыдилась своей слабости. Она привыкла быть богатой и щедрой - и столкнулась с той единственной нищетой, которая для художника хуже всякой кары. Она раздала все, что имела, больше раздавать ей было нечего.
И она должна была узнать, что есть на свете человек, не обманувшийся ее приказом выйти вон.
Этот спавший и проснувшийся человек пролетел сквозь дыру в проволочном заборе, над грядками, и припал к окну. Изабо сидела за столом, пряча лицо в ладони. Потом встала. Глаза были злые. Она разорвала в мелкие клочки бумажную салфетку со стола. Грохнула чашку. Но этого ей было мало.
Схватив с нар шамотовую фигуру, Изабо подняла ее над головой и что есть силы грохнула об пол. Двадцать кило осколков разлетелись по комнате, а она уставилась на другие полки, высматривая жертву.
Валька ахнул - ноги сами спружинились, оттолкнулись, рука подсобила, и он вскочил в открытое окно.
- Не смей! - крикнул он, бросаясь между скульпторшей и нарами.
Она увидела его лицо и окаменела.
Валька обхватил ее руками, прижал, сам прижался, и они стояли так несколько секунд - пока она не шевельнулась и он не понял, что опасность миновала. Тогда Валька ослабил хватку ровно настолько, чтобы она могла убрать свой горячий висок от его виска и поглядеть ему в глаза.
- А если бы они горели? - тихо спросила Изабо, и рот ее оскалился, глаза сузились. - А из огня бы выхватил? Голыми руками? А?
- Да, - сказал Валька. - Ты же знаешь, что да...
Тогда Изабо взяла его пыльными руками за щеки, как бы собираясь поцеловать. Но не поцеловала, да это им и не нужно было. Достаточно было взгляда, сковавшего их намертво.
- Ты - мой тайный знак судьбы, - прошептала она. - Знал бы ты, как я ждала этого знака!.. Ну что же, от судьбы не уйдешь... я и не собираюсь... Ну что же... значит, пора устраивать похороны.
- Какие еще похороны? - не своим, усталым, хрипловатым голосом спросил Валька. - Что ты опять придумала?
- Мои, - весело отвечала Изабо. - Когда у человека кончается одна жизнь и начинается другая, в промежутке его нужно похоронить. А то другая жизнь не начнется! Пошли за лопатой!
Тот, кто владел сейчас Валькой, понял, в чем дело. И потому Валька пошел вслед за Изабо во двор, достал из сарая старую лопату, наметил прямоугольник дерна возле указанной ею сосны и принялся копать. Она же побежала в мастерскую и вернулась, таща в объятиях еще одну шамотную фигуру, кило на сорок.
- Там, под потолком, бронзовый пацан, который голый. Тащи сюда, приказала Изабо, забирая лопату и с силой вгоняя ее в сухую землю.
Валька принес пацана.
- Теперь - голову, - велела она. - Такую, на длинной шее, слева стоит. Как есть покойница! Надо же, именно сегодня прозрела - от покойников полки ломятся, а я терплю! Ну, валяй!
Валька приволок и голову. Изабо споро вкапывалась в плотную землю. Она молча отдала ему лопату и побежала в мастерскую.
Пока Валька углублял яму, она принесла целый таз всякий мелочи и вывернула его на жухлую траву.
- И проститься-то не с кем. Ну, давай уложим их, царствие им небесное. Вот какая я тогда была, - объяснила она, показывая на гипсовую абстрактную загогулину. - Разбить я бы никогда не собралась, а похоронить - самое то! Я же их не уничтожаю, куда мне уничтожить, я же их просто хороню. Вот увидишь - придут просить что-нибудь для официальной выставки Союза скульпторов - думаешь, я откажу? Как бы не так... Позлюсь, позлюсь, возьму лопату и пойду откапывать.
- Не пойдешь, - спокойно сказал Валька. - Теперь уже не пойдешь.
- Действуй, - помолчав, ответила Изабо, повернулась и пошла в дом.
Валька задумался, глядя на 'покойников'.
Одно то, что он столько раз побывал в мастерской, а никогда не испытал желания разглядеть эти штуки повнимательнее, уже о чем-то говорило... приговорило... приговор?
Поймав себя на том, что и логика у него стала какая-то не своя, Валька взрыхлил землю в яме. Уложил туда крупные работы, между ними приспособив мелкие. Закопал. Чуток утрамбовал. Прикрыл дерном. Образовался невысокий холмик.
Валька сел с ним рядом прямо на землю и затосковал. Что-то он пытался найти внутри себя, не находил, и мучало это его так, что слов бы не нашлось высказать, как. В таком сумбуре его и обнаружил бесшумно подошедший Карлсон.
- Докуксилась! - кивнув на холмик, сказал он.
Валька промолчал.
- Это, друг пернатый, называется кризис, - объяснил Карлсон. - У художников бывают кризисы, это нормальное явление. Уничтожение уродцев это для них акт самоочищения. Уничтожат - и вздохнут свободно.
Убедительность умных слов не убеждала.
- Опять же переломный возраст, - принялся рассуждать Карлсон. - Все ей дано, мастерство - в руках, а внутренней потребности в работе кот наплакал. Вот и начинается поиск свежатинки, которая дали бы
