импульс. Но то, что срабатывало в двадцать лет, в сорок и более - выстрел в молоко. Например, смена любовника.
Валька покосился на Карлсона - при чем тут любовник? Намек, что ли? Так идиотский намек...
Карлсон, уже не особо заботясь, слушают его или не слушают, поворчал малость, обзывая Изабо вздорной бабой. Валька что-то буркнул в ответ. И беседа иссякла.
Помолчав, Карлсон с интересом посмотрел на окно мастерской.
- Интересно, что она там делает? - спросил он самого себя, подошел к окну и заглянул.
- Пусто! - доложил он Вальке.
Валька вскочил, побежал к дому, и в мастерскую они с Карлсоном вошли одновременно.
- Как же это она ухитрилась? - удивлялся Карлсон. - Я тебе точно говорю, эта баба по своей сути - вождь краснокожих! Наверно, к озеру увеялась. Ничего, ей сейчас полезно прогуляться. Может, дурь из нее ветерком повыдует...
Он подошел к нарам.
- Просторно!.. Но раз столько дребедени похоронила, могла бы и еще одну штуковину в ту же яму определить. - Он ткнул пальцем в крылатого Спасителя. - Послушай, а что, если - того? А? А она подумает, что сама выбросила.
Валька молча глядел на распятие.
Он обнаружил на пыльном пластилине трещины.
Спаситель приподнял голову, прогнулся, напрягся, вздохнул. Это были всего лишь два движения пальца Изабо - отделить поясницу от креста, чуть поднять подбородок. Что-то заставило ее подойти, задуматься и коснуться пальцами поникшей фигурки.
- Заметит, - сказал Валька.
- А жаль. Эта штука ей ни к чему. В Бога она все одно не верует.
- Как знать, - возразил Валька. Что-то не нравился ему сегодня этот ладненький, этот курчавенький, в рубашечке клетчатой аккуратненькой, в спецовочке тютелька в тютельку... десантничек...
Карлсон был невысок, ниже Вельки, и слова к нему клеились все какие-то уменьшительные, Валька ничего с собой поделать не мог, они сами возникали, хотя Карлсон был почти вдвое старше, опытнее, намного крепче и сильнее. Пожалуй, и умнее. Валька задумался - а откуда они вообще берутся в человеке, слова?
Тут он обратил внимание, что на этажерке под распятием появились две новые книжки, причем одинаковые. Валька взял одну. Она называлась 'Приют обреченных'. И сверху на обложке, где пишут имя автора, стояло - 'Чеслав Михайловский'.
Валька спокойно сунул эту книжку в карман.
Карлсон отошел в сторону и глядел на него с прищуром. Но насчет книги промолчал. Что-то он понимал в ситуации такое, чего Вальке ввек было не понять.
- Пойду я, - сказал Валька.
- Когда приедешь?
- Как книжку прочту.
- Валяй. А я эту ненормальную здесь подожду.
Карлсон сел в кресло и нырнул в толстенный альбом какой-то заграничной галереи.
Валька вышел - и понял, что должен сейчас бежать к озерцу. Искать Изабо. Он даже знал, где она - возле трех сосен от одного корня, где песок немного подкопан, чтобы удобней было сидеть на отполированном корневище и глядеть на озеро. И он побежал.
Изабо действительно была там.
- Как ты нашел меня? - спросила она.
Валька пожал плечами. Очевидно, следовало сослаться на интуицию.
- А где же ты еще могла быть?
- Да, действительно... Садись.
На корневище хватало места для двоих - если обняться. И оба знали это. Валька присел, обнял Изабо и неожиданно для себя вздохнул.
- Черт, как все в жизни не вовремя, как все нелепо... - забормотала вдруг Изабо. Ее красивое лицо скривилось, будто от кислятины, она странновато засопела, но ничего не сказала.
И Валька вдруг понял, о чем она - о той книге молодого поэта с гитарой... впрочем, кажется, не только о ней...
- Я книжку Михайловского взял, - сказал он.
- Бери. Ты знаешь, что это его последняя книга? Вообще - последняя?
- Знаю, Карлсон сказал.
- И много он тебе наговорил?
- Много.
- Дурак он, - неожиданно фыркнув, сказала Изабо. - Это никакое не самоубийство. У Чеськи роман был на финишной прямой, сборник первый только что из печати вышел. Пока творческий человек чувствует, что он хоть на что-то способен, он в окошко не выбросится. Вот когда он видит, что зря небо коптит, вот тогда... Этого твоему Карлсону не понять. Ты его в следующий раз спроси - пойдет он топиться, не достроив свою драгоценную баню? Фиг пойдет! Не с чего было Чессу прыгать в окно. Не было у него такой серьезной причины!
- Была, - сказал Валька. - Он был обречен на самиздат. Или на реверансы...
- Да нет же! Все было при нем, понимаешь? Все - голова, руки... Все. Я вот - и то держусь. А он был в десять раз богаче. И кому-то это спокойно спать не давало. На мою жизнь бы кто из зависти покусился! В ножки бы поклонилась. А не покушаются, потому что завидовать тут нечему. Боезапас расстрелян.
- Карлсон сказал, что они оба тогда здорово выпили, - заметил Валька. - И следователь ведь работал. Наверно, все, что положено, изучил и улик не нашел.
- Если бы ты видел их вдвоем пьяных! - Изабо покачала головой. Ничего более отвратительного, чем эта парочка после двух бутылок водки, я в жизни не встречала. Мне захотелось треснуть Чесса бутылкой по лбу. Чтобы поумнел. Они придумали себе игру - Второй командовал, Чеська подчинялся. Он мог вдруг опуститься на колени и рукавом начищать Второму ботинок! Второй гонял его, а этот - чего изволите-с? Когда Чеська принимался спьяну паясничать, а Второй подстегивал его, это было страшно... Я видела это два раза. В первый - ошалела, но во второй дала кому следует по роже. И выставила обоих из мастерской. Ты пойми меня... Я не могла простить этого Чессу...
- Я понимаю, - сказал Валька. - Наверно, ты была права.
- Ты думаешь, чтобы убить человека, обязательно нужно его силком в окно толкать? Иногда и одного слова достаточно. Вот Второй и нашел подходящее слово...
- Ты любила его? - спросил Валька.
- Трудный вопрос. Очевидно, любила... потом, когда уже не могла его вернуть.
- А хотела его вернуть?
Изабо ничего не ответила, только положила голову Вальке на плечо.
- Я верну его, - кладя жесткую руку Вальке на колено, негромко ответила она. - Знаешь, бывают ведь чудеса на свете? Если просишь у судьбы тайного знака и она его посылает, грешно отказываться. Пять лет прошло, понимаешь, пять лет...
Валька накрыл ее руку своей.
Две уточки выплыли из камышей, неторопливо заскользили через все озерцо к другим камышам, впереди - селезень, за ним - его подружка. И так они хорошо плыли вдвоем, и до того им никто не был нужен... Валька почувствовал, что Изабо думает о том же.
- Да, - сказала она. - Чеська читал мне китайских поэтов. У них уточка и селезень - символ верности. Пойдем... Я провожу тебя. Через лес.
И Валька беспрекословно пошел - потому что и это уже было однажды.
Распогодилось. Ну, до того распогодилось, что Валька с утра ушел на завод в одной рубашке. И оказался в корне неправ.
Днем пролился дождь и основательно похолодало.
Валька ругал себя за глупость - ведь не первый год живет в Прибалтике, мог бы усвоить заморочки здешней погоды. Так нет же - и шустри теперь домой походной рысью!
