Он был так озабочен, что не заметил Верочку. А она, непостижимо угадав, когда ждать его у проходной, вдруг ухватилась за локоть.
- Привет! - сердито сказал Валька.
- Привет, и побежали, - ответила она. - А то простыну. Я налегке.
- Я тоже, - буркнул Валька.
- Давай ко мне? - ни с того ни с сего предложила Верочка. - Если я сейчас же не выпью горячего чаю, то умру.
- Извини, тороплюсь, - честно признался Валька. Он забыл дома книжку Михайловского, которую собирался спокойно почитать в своей оформительской конурке. Уже несколько дней то заводская суета мешала, то домашняя. А хотелось понять наконец, что это за такой загадочный Чесс.
- Ну, пожалуйста, - жалобно сказала Верочка, заглядывая ему в глаза. - Ну, я очень тебя прошу...
- А в какой цвет ты меня сегодня покрасишь? - сердито спросил Валька. - В красное дерево?
И тут же устыдился - все-таки девчонка со сдвигом, наверно, нельзя с ней так сурово.
- Извини, пожалуйста! - пылко заговорила Верочка. - Это просто ерунда какая-то получилась, мама перелила шампунь в другую банку, она ту банку уронила, она разбилась, но больше половины шампуня осталось, и она перелила в пустую банку от моего шампуня, а мне сказать не успела, она уехала, а я не знала, что в той банке шампунь из ее банки!..
- Фр-р-р! - сказал Валька, встряхиваясь. Эпопея с банками явно придумывалась на ходу. - Я же говорю - времени нет. И холодно на углу стоять.
Такой тон обидел бы любую другую девушку.
- Ты не поверишь, но я просто без тебя соскучилась, - тихо ответила Верочка. - Даже во сне тебя видела.
- Может, в другой раз встретимся? - растерянно предложил Валька. Давай в мастерской, а? Суббота уже скоро.
- В субботу - само собой. Но, Валь, в мастерской же всегда толпа народу. А я так не хочу...
Валька изумился - так откровенно за ним еще не бегали.
И Татьяна, и Надя из бухгалтерии, в сущности, сами проявили инициативу. Но обе сделали это незаметно и ненавязчиво - Валька и в первом, и во втором случае опомнился, уже угодив в интимные отношения. А эта - странная, с толстенной косой и со сдвигом, - как она может такое выделывать?..
И ведь смотрит прямо в глаза, как будто Валька ясно не дал ей понять, что хочет домой.
Она так долго не отводила взгляда, что Вальку наконец словно ошпарило - а если это любовь? Бывает же любовь ни с того ни с сего? И не обязательно числиться со сдвигом, чтобы она на тебя свалилась.
Верочка все смотрела, да еще дышала, приоткрыв рот. Валька в глубине души усмехнулся неожиданной для себя мысли - нельзя, чтобы человеку не ответили на любовь, нельзя, чтобы он понял свою ненужность. И если все дело только в ритуале нечастой близости, если именно это спасет душу человеческую, то, пожалуй, стихи Чесса должны подождать.
- Пошли, - сказал Валька. - А лучше побежали. Я совсем околел.
И они оказались в той же комнатушке, которая по-немецки называется мейдхенциммер.
Верочка вытащила откуда-то голубой свитер ручной вязки.
- Надевай. Сейчас чай будет готов.
Свитер был мягкий, пушистый, теплый, соответствующего размера. Валька с удовольствием в него забрался. Он хотел было спросить у Верочки, чья это одежка, но вовремя вспомнил про пятнадцатилетнего братика.
Верочка сервировала на откидном столике. Валька согрелся, к тому же на сей раз он не был голоден, и стало ему бездумно-хорошо. Верочка толковала о театральных новостях. Вальку озадачила мысль - а о чем бы толковала в такой ситуации Татьяна? С подругами и родителями она говорила о косметике, колготках и детских болезнях. Как-то так вышло, что с другими мужчинами Татьяна при нем почитай что и не разговаривала. Но ведь есть у нее какой-то аварийный словесный запас для таких случаев?
Валька отвлекся. Верочка почувствовала это и стала искать кассету.
- Поставь Михайловского, - попросил Валька.
- Хорошо. Он тебе нравится?
- Еще бы.
- Жаль, что ты не слышал, как он по-настоящему поет. Кассета - это так...
Верочка задумалась.
- Знаешь, я ведь и влюбилась в него, когда он играл на гитаре и пел, - призналась она. - Мы встретились в одной компании. Там все ребята были такие высокие, спортивные, и Чесс - как кузнечик, нет, действительно, у него локти торчали, как у кузнечика. Все такие крупные, с плечищами, - и Чесс. Ну, поддали ребята, закурили, я на него даже не смотрела, и тут он сел в середине комнаты и ему дали гитару. Когда он запел, я стояла к нему спиной, и мне вдруг стало очень неприятно, даже неловко за него - как он может петь перед людьми таким голосом?..
Верочка помолчала.
- Если тебе неинтересно, скажи, - попросила она. - Может быть, это на самом деле интересно только мне одной.
- Мне тоже, - сказал Валька. - Я вот песни его слушаю, а какой он даже не представляю.
- Его нетрудно представить хотя бы потому, что у него высокий голос. Если бы такой голос был у здорового дяди, это было бы просто смешно... а Чесс никогда не был смешным. В нем была гармония. Понимаешь? И такой голос, и эти локти в стороны, и это лицо, тонкое и открытое одновременно... не понимаешь?
Валька чуть улыбнулся ей - мол, продолжай.
- Он так пел, что хотелось стать перед ним на колени, стать и смотреть снизу вверх. Когда я поняла это, мне стало страшно. И я уже не могла сдерживать себя. Он так пел, что все подобрались к нему поближе и смотрели на него одинаковыми глазами, сумасшедшими и покорными... понимаешь?
- Ага...
- Я больше не могла, я подошла сзади... на табуретке за его спиной был краешек... вот я и села, и слушала, как он поет, прижавшись к его спине, прямо ухом - к спине... и ничего не понимала, только чувствовала эту спину, и каждое движение рук, но мне даже не пришло в голову, что я могу его обнять.
- А он? - спросил Валька.
- А он пел. Конечно, он почувствовал, что сзади кто-то сидит, но я ему не мешала, и он пел дальше. А потом уже, когда он начинал петь, я даже выходила в другую комнату или коридор, я просто боялась потерять сознание. Я не думала, что можно так полюбить человека.
- А он тебя? Это ведь было бы страшно несправедливо, если бы он ничего не понял, - со вздохом сказал Валька.
- Он понял... Это было осенью, - Верочка тоже вздохнула. - Я сама пришла к нему. Я весь день чувствовала, что ему плохо и он зовет на помощь. А у нас был вечером коллоквиум перед зачетом, и я была тогда такая дура, что осталась на этот коллоквиум, представляешь? Но я чувствовала, что должна бежать к нему... С тобой бывало такое - чувствуешь, что сейчас должно случиться?
- Бывало, - ответил Валька, потому что в последние недели с ним в основном это и бывало.
- Чесс сказал, что он как раз думал обо мне. И я поняла, что никогда не уйду оттуда, что там теперь мой дом. Я была готова, чтобы уже никогда не вернуться сюда, к своим, понимаешь? Конечно, сейчас это звучит глупо... Мы провели вместе остаток вечера, а потом встали у окна. Чесс жил на шестом этаже в старом доме. Это было французское окно, знаешь, от самого пола, оно открывалось в комнату и там еще был маленький парапет, вроде балкона. Мне сразу стало холодно, я прижалась к нему, он обнял меня и стал рассказывать про звезды, про Кастора и Поллукса, это звезды-близнецы. Он очень интересно рассказывал, но я ничего не понимала, так мне было холодно и так я чувствовала его руку... Потом мы вернулись в комнату и я села на кровать с ногами. У него была такая смешная, скрипучая, проваленная кровать...
Она улыбнулась, улыбнулся и Валька.
- Он сел рядом. Я стала целовать его руки. Я лежала головой на его коленях, целовала руки и чувствовала, что схожу с ума. Мне казалось, что я так и умру сейчас с этими руками у губ. А он молчал и
