Застой и прогресс тут ни при чем. Просто я иссякла. Имею я право иссякнуть или не имею?
- Имеешь! - сразу и бодро согласился Валька. - Но, между прочим, Широков не такой уж безнадежный. В его пьесе не хватает направления, что ли? Ну, вот как если бы надел Чесс рюкзак, набитый книжками про декабристов, и зашагал направо, а Широков взял тот же рюкзак и зашагал налево.
Изабо вдруг сползла с подоконника и подошла совсем близко к Вальке.
- Ты сам до этого додумался? - спросила она. - Вообрази, у меня было то же ощущение.
Валька вздрогнул - это был голос той Изабо, что на берегу озера говорила про тайный знак судьбы. И она, похоже, лучше его самого знала, что с ним творится...
- Я стал делать вещи, которых сам от себя не ожидаю, - вдруг признался он. - Знаешь, иногда говорят: 'У меня в голове мысль, и я ее думаю!' Ну так я теперь думаю какие-то не свои мысли.
Изабо поправила ему волосы и погладила по щеке. Он посмотрел на нее с надеждой - вдруг растолкует, вдруг успокоит? Найдет объяснение, ведь кому же, как не ей, всю эту чушь понять!
- Не бойся, - сказала она. - Нормальное явление. Скоро начнешь летать во сне.
Слова были совершенно не те, но Валька благодарно улыбнулся ей, улыбнулась и она - возможно, впервые за всю весну.
- Я не боюсь, - ответил он. - Мне просто немного странно. Я не могу понять, что там, у меня в голове, должно получиться...
- Когда я позвала тебя в мастерскую, помнишь, я сперва в тебе разочаровалась. Ты был какой-то плоский... понимаешь? Двухмерный. Не очень интересный.
- Зачем же ты меня терпела? - ласково спросил Валька, и ответ уже был сказан тогда, на берегу, ему просто хотелось услышать его заново, но другими словами.
- Выпустила джинна из бутылки, так терпи... И еще, когда ты в первый раз показал свои рисунки, мне понравилась та женщина - за пианино и у окна.
- Анна? - догадался он. - Знаешь 'Баркаролу'? Она поет 'Баркаролу'. А где-то далеко ее слушает Пушкин. Я хотел рассказать это Широкову, но не получилось.
- Она поет, а он где-то далеко слушает... думаешь, это возможно?
Валька понял, что имеет в виду Изабо.
- Думаю, что возможно. Если только она этого хочет. Она может петь... а может лепить распятие.
Изабо окаменела.
Окаменел и Валька - про распятие он сказал неожиданно для себя.
- Изабелла Альбертовна! - позвали со двора.
Она коротко вздохнула и выбежала из мастерской.
Вальке же совершенно расхотелось лепить. Он чувствовал себя неловко после этой сцены. Он угадал, угадал - но такие догадки обязывают... Пытаясь усмирить смятение, Валька прикоснулся пальцами к пластилиновому распятию.
Он гладил пыльный пластилин и чувствовал, что поза маленького Спасителя - промежуточный миг движения, а нужен окончательный. Спаситель замер на первом вздохе воскресшего, а он должен дышать. Валька еще немного приподнял его скрытое прядью волос лицо, поправил ноги. Теперь Спаситель отталкивался от невидимого креста перед взлетом. И дышал.
Валька понял, что больше он сегодня уже ничего не сделает - весь ушел в три движенья большого и указательного пальца. Он вышел из мастерской и бездумно пошел куда глаза глядят - оказалось, к озеру. Ему захотелось увидеть это озерцо и непременно - двух уточек, кротко и неторопливо его пересекающих, и два веера воды, сверкающие вслед за уточками.
Было тихо.
Валька поднялся на холм, увидел озерцо, а поблизости на склоне мелькнула другая, такая же тонкая и легкая фигурка - кто-то в темно-синей рубашке с короткими рукавами скользнул меж сосен и даже на миг прижался к коре щекой. Валька весь подался к тому, исчезнувшему, и ощутил, что это его удерживает нагретой корой сосна, что это его щеке вдруг стало шершаво и хорошо.
Мир вокруг онемел и стал как стеклянный.
И Вальке показалось, будто он заключен в сосуд с расписанными изнутри стенками, а там, за нарисованным озерцом, и за соснами, и за небом там-то и есть подлинный мир, откуда идет мощный поток пронизывающей тишины.
Он бесшумно пошел берегом назад, другой дорогой, и звуки стали возвращаться к нему, и в ложбинке продолжилась азартнейшая игра в подкидного дурака, со всевозможными пошлейшими комментариями, и красивая девушка загорала на холмике, и дети отважно лезли в воду.
Возле дома Карлсона Валька увидел парня. Тот подкрадывался к мастерской. Местность явно была ему знакома.
Одет был этот разведчик в модные рябые штаны, и вообще все на нем было неприлично новое, даже бесстыже новое и заграничное - бесстыже потому, что престижное тряпье нисколько не соответствовало тонкому и умному лицу, тонкой и уже сутуловатой фигуре. Как человек с таким лицом мог разжиться этими тряпками - Валька и вообразить не пытался.
Убедившись в чем-то, для него важном, парень решил легализироваться.
- Добрый день! Хозяйка дома? - обратился он к соседкам на грядках.
- Изабелла Альбертовна? - переспросила одна из соседок.
- Гражданка Гронская, - сурово подтвердил парень.
В окне показалась Изабо, воззрилась на пришельца, всплеснула руками и воскликнула:
- Сынок!..
Валька так и встал.
О сыне он слышал впервые. Хотя теоретически... возраст подходящий... сходства, правда, ни малейшего, одна масть. Но смоляные волосы и короткая бородка парня курчавились, был он высок - это верно, и мальчишески тощ она тоже не из толстых. Тут сходство и кончалось.
Изабо прыгнула с подоконника прямо в объятия к парню. Первых ее слов Валька не расслышал.
- Таки-да! - ответил ей парень. - Умудрился! И даже подарок тебе привез!
Он встряхнул импортный объемистый пакет, на дне которого болталось что-то тяжелое.
- Таки действительно подарок! - попробовав это на вес, развеселилась Изабо. - Таки сынок вспомнил свою мамочку! Таки сынок порадовал свою мамочку!
Пока Валька изумлялся совершенно одесскому акценту Изабо, она с этим парнем звонко расцеловалась.
Глаза у него были темные, южные блестящие глазищи, а у Изабо все-таки стальные, северные. Узкое лицо, и брови, и высокий лоб - все было непохоже. И Валька понял, что это еще одна игра Изабо. Играет же она под настроение в роман с Карлсоном, и играет же она в хозяйку литературного салона, когда наезжают Верочка с Широковым, почему бы ей не сыграть в Одессу?
- Таки ты еще не выбрался из своей печальной весовой категории 'разденешь - и заплачешь'? - тряся парня за плечи, шумела Изабо. - За что только тебя держат эти сумасшедшие Ибрагимовы?
- Ты чего? Я качаюсь! - запротестовал парень и показал, как на согнутой руке якобы шевелится бицепс. - Рустам заставляет! Сказал, иначе к мерзавцам не пущу, тебя такого любой барбос заломает, а мерзавцам и вовсе раз плюнуть! Он из меня настоящего джигита делает!
- Ва! Джыгыт! - Изабо щелкнула парня по носу и с дикой припевкой 'Хоц-тоц-пери-вери-доц, бабушка здорова, хоц-тоц-пери-вери-доц, кушает компот!' потащила его за руку в мастерскую.
Примерно через минуту она высунулась из окна и спросила у соседок, не появлялся ли тот молодой балбес, который полчаса назад уходил к озеру.
- Здесь я, - сказал Валька.
- А чего торчишь, как неродной? Иди сюда, с интересным человеком познакомлю.
Когда Валька вошел в мастерскую, парень как раз выпрастывал из пакета продолговатый сверток. Он посмотрел на Вальку с интересом, но интерес бы какой-то странный, тревожный.
- Знакомься, Валентин, это наш Четвертый, - официальным голосом сказала Изабо. - Молодой и перспективный.
Она взглянула на Четвертого так, как если бы спрашивала - ну, каков? Одобряешь?
- Ясно, - ответил тот. - Значит, Валентин...
