И ответил Изабо взглядом, прозвучавшим как - м-да-а...
- Он самый, - согласился Валька, которому эта немая беседа что-то не понравилась. - Тоже молодой и перспективный. И так далее!
Тут руки его сами, без всякого приказа, совершил странное движение: локти растопырились, пальцы растопырились, ладони повернулись вверх - вот так вот! Это уже было с ним однажды - когда накатило поиздеваться над Карлсоном. Но прибавилось резкое, даже судорожное движение шеей - голова набок, подбородок вперед, даже нижняя губа, и та подалась вперед.
Изабо и Четвертый стремительно переглянулись.
- Оба перспективные, - сказала Изабо. - Ну, так кто в этом доме помирал без кофе?
- Если мне в этом доме не дадут кофе, так я повешаюсь! - радостно пообещал Четвертый.
- Ты не сделаешь это своей мамочке! - и Изабо удалилась на кухню, а гость выпутал из бумаги здоровенный старинный пистолет.
- Дуэльный? - первым делом спросил Валька, поднабравшийся аромату девятнадцатого века.
- Армейский, кавалерийский. Дуэльные были изящнее. А вообще можно было стреляться и из таких. Гляди...
Четвертый показал выгравированную на меди под самым затвором надпись: 'ТУЛА 1813'.
- Видишь, из него еще по французам стреляли...
Изабо выглянула с кухни и увидела пистолет. Как была, с кофемолкой в руке, она подошла поближе.
- Дуэльный? - с той же непонятной надеждой, что и Валька, спросила она.
- Да нет же, армейский! - удивленно ответил Четвертый. - Ты лучше спроси, как он ко мне попал!
- Спер, не иначе, - разглядывая пистолет, брякнула Изабо.
- Выменял на арапник у клоунов! - произвел впечатление Четвертый. Ты знаешь, что такое контейнер с клоунским багажом? Там у них только батьки с мамкой нет, а остальное все есть. Башмаки восьмидесятого размера, рожи поролоновые, череп там же завалялся, настоящий, между прочим. Я им арапник сплел, меня джигиты научили, из ремешков. Он им для репризы понадобился, он щелкает эффектно, если умеешь - не хуже выстрела. Сперва они деньгами хотели заплатить. Я говорю - пустите в хламе покопаться. Вот - нашел. Они его тоже у кого-то выменяли, думали - для клоунады пригодится, а оказалось, не понадобился. Потом мне его ребята починили. Были бы пули и порох - хоть сейчас к барьеру!
- И чего вдруг решил подарить? - осведомилась Изабо.
- Ты же любишь старинное оружие. Вот - память обо мне останется. Ну, не французские духи же тебе дарить!..
- Тоже иногда не вредно... - проворчала Изабо.
Пока Четвертый рассказывал про пистолет, Валька приглядывался к нему. Стало быть, вот он - поэт и циркач, талант из униформы, сгинувший пять лет назад.
Видимо, из всех друзей Чесса этот ей нравился больше прочих - больше Пятого, во всяком случае. Валька прямо-таки слышал резкий смех Изабо, отвечающей лукавому мальчишке на неуклюжий комплимент: 'Да я тебе в мамочки гожусь!', он прямо-таки ощущал, как рождалась эта игра в мамочку и мальчика, как обрастала всякой чушью, и одесскими штучками в том числе.
Они пошли искать место для пистолета - непременно на стене и желательно на ковре, хотя такой роскоши в мастерской не водилось. И Валька съежился, когда, валяя дурака возле этажерки, Четвертый чуть не сбил на пол пластилиновое распятие.
- Ишь ты! - поразился Четвертый. - А в этом что-то есть...
Не может быть, чтобы он ничего не понял, подумал Валька, у него же глаза умнейшие! Но он выстроил надежные оборонительные укрепления. И носу из них не высунет - даже ради Чесса...
- Кстати, я недавно где-то прочитал интересную штуку, - и Четвертый уважительно прикоснулся кончиками пальцев к распятию. - Оказывается, Иисус Христос был поэтом! Нет, это не художественный образ, просто все четыре Евангелия написаны, чтоб не соврать, по гречески, да?
- Не помню, - призналась Изабо, а Валька - тот и не знал.
- Ну так один ученый догадался перевести притчи Христа на арамейский, он же проповедовал как будто на арамейском? И получились очень четкие стихи, коротенькие и четкие, вроде эпиграмм! Представляете?
- Иуда, стало быть, донес из зависти и от творческий неполноценности? - поинтересовалась Изабо. Выманивала, выманивала этого зверька из норки! Но он пришел с приятельским визитом, не более того. Он не хотел ничего, что омрачило бы настроение.
- Про Иуду там не было. Неплохая статья, вот забыл, в сборнике была или в журнале.
- Грамотный! - одобрила Изабо. - Книжки читаешь.
- Рустам дает возможность. Говорит - кому же и учиться, если не тебе, представляешь? - Четвертый кисло усмехнулся. - Они хотят еще одну единицу штатную выбить, чтобы был служащий по уходу, а меня - в ассистенты. Буду в манеж выходить, костюм сошьют. Мерзавцы меня любят. Когда я перед выходом держу их за кулисами, это целая комедия. Они же узнают музыку и начинают выделываться - кто во что горазд. Кто вприсядку, кто лапами аплодирует, кто на одной лапе скачет - ну, сумасшедший дом вывели на прогулку! Печенье, гады, клянчат. Вот, говорят, лошади - страшные попрошайки. Лошадь - что! Медведь - всем попрошайкам попрошайка!
Валька вопросительно глянул на Изабо - что же, эта сопля с живыми медведями возится?
Четвертый перехватил Валькин взгляд.
- Рустам и Раиса Ибр-р-рагимовы! 'Медвежья оперетта'! - передразнил он циркового шпрехшталмейстера. - Слыхали? Аттракцион экстра-класса. За пять лет побывал в Венгрии, Чехословакии, Бразилии, Перу, Аргентине, Мексике, Гонконге и Японии!
- Расхвастался, - покачала головой Изабо.
- А разве нечем?
- Ну а что кроме? - в лоб спросила Изабо.
- А что должно быть?
- Значит, только мерзавцы? - в этот вопрос Изабо вложила столько, и голосом, и взглядом, что Валька весь напрягся. Она уже не намекала требовала!
Беззаботность Четвертого его не обманула. Он почувствовал крутой поворот в разговоре.
- В общем, да, - подумав, сказал Четвертый. - Мне это дело нравится. Годика через два в ГИТИС буду поступать, на цирковую режиссуру. Буду режиссером-постановщиком номеров с крупными хищниками. Решено.
- Тоже дело, - сказала Изабо и пошла на кухню - сварить наконец кофе.
Четвертый медленно обошел мастерскую, перетрогал все на полках. Валька взял полистать для приличия книгу, но на самом деле следил за Четвертым. И оба молчали, избегая встречи взглядов, пока Изабо не принесла поднос с тремя чашками и тарелкой печенья.
- Я так понимаю, - сказала она, когда застольная беседа совсем уж не заладилась, - ты приехал сообщить, что мировой литературе на тебя рассчитывать не надо?
- Есть кому и без меня ее двигать, - спокойно ответил Четвертый. Вон Широков. Наверняка давно сдал книжку в издательство. А Второй, говорят, вообще свое дело открыл. Сам себя публикует, не иначе. Так что не пропадет мировая литература. Перестал я понимать, зачем все это нужно.
Пока он говорил, Изабо встала и взяла с полки томик Чесса.
- Держи! - шлепнула она книжку на стол. - Для тебя берегла, не знала только, куда послать.
- Удалось-таки! - восхитился Четвертый. - Что значит пять лет в городе не был... Спасибо.
Но к книжке даже не прикоснулся.
- Ты видел Пятого? - спросила Изабо.
- Нет, и наверняка не успею, - решительно ответил Четвертый, и Валька понял, что он не хочет ничего из своей прежней, домедвежьей жизни. Кроме Изабо... зачем бы?
- Спешишь к матери? - погрустнела Изабо.
- Я же всего на два дня. Хоть с ней толком наговориться...
Они явственно затосковали оба, и вместе с ними затосковал валька, и заходил по мастерской, мучаясь и не зная, куда себя девать.
