- Парам-пам-пам, парам-пам-пам, бей, барабан, парам-пам-пам, гуди, дурман!
Тьфу ты, да это же 'Императорская гвардия', вспомнил Валька, она самая! 'Печатай шаг, блести, звени, металл кирас, войска идут на истребление зараз! А кто зараза - император скажет нам! Бей, барабан, гуди, дурман, парам-пам-пам.'
Песня зазвучала где-то внутри во всю свою мощь, но не высоким голосом Чесса, а страшноватым мужским металлическим хором... сегодняшним гулом? Сегодняшней уверенной в своей силе яростью?
И вдруг Валька понял одну вещь. Он навсегда разлюбил эту песню. Потому что перестал понимать себя прошлогоднего, влюбленного в походный ритм таких мужественных гитарных песен. Песня ополчилась на дурман, но она и сама до последнего времени была дурманом. Вальке стало стыдно, что он не понял этого с самого начала...
Машинально он повторил адрес Дома работников искусств, день и час встречи. Сказал, что приедет на взморье пораньше, заглянет в писчебумажный магазин насчет кисточек. Еще что-то сказал. И положил трубку.
До нужной станции Валька доехал электричкой, оттуда было еще минут десять ходу самой оживленной улицей поселка, а потом налево - и тропинкой через дюны к десятиэтажному зданию.
Возле местного кинотеатра Валька задержался - афиша, видите ли, показалась любопытной. Тут его и тронула за локоть Верочка. Она была с Широковым.
Оба имели довольный и благодушный вид - вид отдыхающих из добротного санатория, которые раз в день выгуливают себя по единственной приличной улице в поисках любых развлечений.
- А мы в кино собрались, - сказал Широков. - Специально приехали посмотреть 'Большую прогулку'.
- Ой, я так хотела, это ведь просто замечательная комедия, и ее так давно нигде не показывали, я весь день боялась, что билетов не будет, добавила Верочка.
Знакомое ощущение неприятной лягушкиной лапкой коснулось Вальки. Точно так же было, когда нарядная Изабо собиралась куда-то в гости вместе с Карлсоном, а он смотрел на нее, слушал ее - и не узнавал. Эти двое тоже были, несомненно, Верочкой и Широковым. Точно так же, как Изабо в ярости и тоске хоронила своих уродцев, Широков отчаянно и безнадежно писал пьесу Чесса, Верочка продолжала его любить. И точно так же, как тогда Изабо, они перевоплотились в беззаботных, нарядных и банальных обитателей планеты. Этого Валька понять не мог.
- А ты тоже, что ли, в кино? - спросил Широков.
- Давай с нами! - предложила Верочка. - А перед сеансом зайдем, кофе попьем. Тут, за углом, очень уютный барчик открыли.
Валька смотрел, как она держится за локоть основательного Широкова и - не понимал. Может, не она торопливо шептала и горестно качала головой, рассказывая ему про свою любовь к Чессу? И тогда, когда зазвала к себе, тоже была - не она?
Люди вокруг Вальки становились какие-то другие... двухмерные, как сказала о нем самом Изабо, что ли? Он поймал себя на мысли, что не может им этого простить. Эта их незамысловатость, сменившая прежние бурные страсти, раздражала и причиняла боль. Раньше Валька такого за собой не замечал. Да, мир изменился. Очевидно, эта тройка безумцев могла вот так, будто по заказу, отдыхать от своего напряжения и возвращаться к нему. Да, действительно, нельзя же все на пределе... Пусть отдыхают. Их счастье, что могут...
- У меня дела, - ответил Валька. - Мне Изабо велела прийти в этот, как его... Дом работников искусства. Хочет меня наконец с Микитиным познакомить.
- Давно пора, - одобрил Широков, и больше говорить вроде было нечего.
К месту встречи Валька явился вовремя.
Изабо возникла перед ним из-за угла, стремительно и потому жутковато. Лишь секунду спустя Валька понял, в чем дело. На ней было узкое платье под цвет глаз - серо-голубое, сверкавшее, как сталь. И взгляд от этого был светлым, сверкающим, безрассудным.
Она быстро провела его через холл, где маялись перед ужином два старичка в дорогих спортивных костюмах.
Вместо того, чтобы ждать лифта, Изабо рванула вверх по лестнице, Валька - за ней. Единым духом они поднялись на седьмой этаж, Изабо открыла номер своим ключом, вошла и повалилась в кресло.
- Мы что, опоздали? - спросил Валька.
- С чего ты взял?
- Спешили, бежали, а здесь пусто.
- Нет, все в порядке. Это не самого Микитина номер, а его подруги. Они сюда одновременно приехали, понимаешь... ну, проблемы семейных людей... У Микитина сейчас гости из Москвы и он где-то с ними шатается. Так что мы с тобой будем сидеть здесь до победного конца. Видишь, я уже расположилась, - и Изабо показала на свою большую сумку возле тахты.
- А чего здесь сидеть? Давай лучше пойдем куда-нибудь, кофе выпьем, предложил Валька, догадываясь, что в таком заведении нельзя без бара.
- Не хочется, - ответила Изабо. - Давай лучше я тебя проинструктирую. Ты сейчас при нем не лазь в сумку за рисунками. Вот когда он с тобой о какой-нибудь ерунде разговорится, я подскажу ему пригласить тебя в гости, в мастерскую.
- Тебе виднее, - согласился Валька.
Она включила магнитофон и распахнула балконную дверь.
С балкона было видно сразу и морской залив, и речной берег - Дом работников искусств стоял в самом узком месте перешейка. Валька заинтересовался пейзажем и вышел на свежий воздух, Изабо - за ним. Они молча смотрели на вершины сосен, и Валька удивился тому, что сверху они, оказывается, круглые.
- Ты не поверишь, но на меня иногда нападает боязнь высоты, - сказала Изабо и отступила назад, в номер.
- Это соблазн, - сделав два шага вперед и взявшись за перила, объяснил Валька. - Вот уж не думал, что высота - такой соблазн... Он вспомнил про третий шаг Чесса. В самом деле, что удерживает человека на грешной земле? В частности, его, Вальку, - что? Уж не та ли одинокая лодка посреди реки?
А ведь лодка действительно держала! Он не мог отвести от нее взгляда. Кто-то плыл сейчас на этой лодке... плыли двое, в обнимку, и им было не до весел... опущенные вдоль борта горячие пальцы женщины полоскала прохладная вода... и ничего, кроме той любви, о которой мечтали целую долгую зиму...
Он чувствовал затылком взгляд Изабо. Долго выдержать этот тяжелый взгляд он не смог и, отбросив мысль о сигарете, вернулся к ней и закрыл балконную дверь. Она посмотрела ему в глаза и едва заметно кивнула.
- Ты всегда так справляешься с соблазнами? - спросила она, когда он не отвлекся музыкой, кучей журналов на столе, а молча выдержал ее взгляд.
- По-всякому бывает.
Валька напрочь забыл, для чего он здесь оказался. Что-то изменилось вдруг в мире, он стал сильным мужчиной, она - слабой женщиной. Что такое произошло за то время, что он смотрел с балкона на реку и залив, Валька понять не сумел. Но что он при последних словах не узнал собственного голоса, это точно - голос получился скорее уж как у Карлсона, у взрослого и уставшего от глупостей жизни мужика. Изабо подошла к зеркалу и стала поправлять свою безукоризненную прическу. Валька впервые видел ее перед зеркалом, это тоже было странно, ощущение своей силы и ее слабости повторилось. Что-то с ними обоими произошло... возможно, это началось ожидание первого поцелуя, для которого оба давно созрели?
И тут Валька понял, что ни одного поцелуя между ними не будет. А будет объятие звериной силы, которое припаяет их друг к другу намертво, перемесит два тела, как два кома сырой глины, и собьет в плотную массу, которое заставит их мгновенно прорасти друг в друга на молекулярном уровне.
- Как нелепо, именно здесь... - негромко сказала Изабо, и Валька понял, что она имела в виду.
- Где захочешь, - ответил он. - И когда захочешь.
- Именно здесь и именно сейчас, - прошептала она, но это не было приказом, Изабо словно тосковала о том, что здесь и сейчас ничего между ними невозможно. Кроме объятия, которое сейчас померещилось Вальке.
Она быстро шагнула вперед и обняла его.
Сбылось нечто неотвратимое. Валька вспомнил мечту об этом объятии, которая еще полторы минуты
