- А все остальное - из этого самого Пушкина? - удивленно спросил Валька.
- Мы не знаем, что говорил в Сибири Пушкин Марии Волконской, но этого он сказать ну никак не мог, - ответила ему Изабо. - Это сказал совсем другой человек. Анатолий думал о нем, когда писал пьесу, вот его афоризм туда и попал.
- Его там нет, - возразил Широков и в доказательство предъявил машинописный лист.
- Ты думал, иначе мы не догадаемся, кого ты вывел в образе Пушкина? спросила Изабо.
- Нет, не то... Я проверял реакцию, что ли... Я писал эту пьесу и воспроизводил на внутреннем магнитофоне интонации Чеськи. Ну, мне нужно было, чтобы они естественно возникали в пушкинском монологе...
- Возникли, - сказала Верочка. - Даже не по себе стало. Я смотрела, слушала и не понимала, зачем вообще Изабо затеяла этот балаган! С пьесой и тортом! А потом до меня дошло, насколько это смешно... и вообще...
Но ей уже не было смешно, с ней сегодня творилось неладное, она так мотала головой, что хвост каштановых волос носился за спиной, со свистом задевая стенку. И кулачки полупрозрачные закаменели, и она трясла этими бессильными кулачками, как будто этим могла что-то объяснить остолбеневшему Широкову и вдруг утратившей азарт Изабо. Карлсон крепкой лапой обнял ее за плечи, унял дрожь, пододвинул к ней чашку с остывшим кофе и принялся вполголоса уговаривать выпить и успокоиться.
- Твоя пьеса в таком виде интересна только нам троим, и она даже не пьеса, - сурово говорила тем временем Изабо Широкову. - В ней нет действия и не предвидится. Всего два персонажа...
- Но Чесс задумывал именно так - Александр Пушкин и Мария Волконская! Я точно знаю.
- Откуда мы знаем, что он задумывал! Он рассказал тебе про Пушкина и Волконскую, потому что вычитал о них в 'Вопросах литературы' какую-то гипотезу. А потом стал фантазировать дальше.
- Я пытаюсь разгадать, что хотел сказать этой пьесой Чесс, - не унимался Широков.
- И вообще можно съездить за цветами и шампанским! - нес ахинею Карлсон, и это непостижимым путем успокаивало Верочку. - Ты когда-нибудь пила шампанское в бане? Ну, в недостроенной? Я сейчас подгоню машину и рванем за бутылкой! Извиняй, Анатолий, слушатели из нас никудышные. Вот когда твою пьесу поставят и по телевизору покажут, я под нее даже бутерброд жевать не буду, честное слово!
- Мне убрать рукопись? - спросил Широков.
- Давай сюда! - приказала Изабо. - Мы лучше прочитаем все по очереди. Так будет умнее всего. И без всякого балагана.
Она покосилась на Верочку. Но та уже пила остывший кофе, преданно глядя в глаза симпатяге и специалисту по дамской истерике Карлсону.
Дальнейший разговор был самый бестолковый - одновременно Широков пересказывал содержание следующей сцены, где Пушкин рассуждал о своей несостоявшейся дуэли с Толстым-Американцем, цитировал наизусть здоровенные куски из дуэльного кодекса и клял друга-демона, отравившего всю его жизнь, - Раевского; Верочка вспоминала что-то типографское; Изабо требовала от Карлсона, чтобы он наконец врезал ей новый замок; Валька делил торт. В разговоре этом выяснилось, кстати, что Микитин уехал из города на месяц и вернется к началу июня, не раньше. Валька понял, что и эта поездка в мастерскую была в сущности бесполезна. Он засобирался домой.
Услышав слово 'теща', Карлсон проникся к нему неслыханным сочувствием и обещал доставить прямо к дому на своем 'Москвиче', все-таки не час на дорогу, а в худшем случае двадцать минут. Он предложил свои услуги и Широкову, тот не отказался и вопросительно посмотрел на Верочку, но она сообщила, что переночует в мастерской, им есть о чем поговорить вечером с Изабо.
Сообщение это явно не обрадовало ни Карлсона, ни Широкова. А Валька решил для себя, что его эти проказы не касаются и ему они безразличны.
Карлсон выбрал объездную дорогу, которая под вечер была совершенно пустынна.
Валька с Широковым, сидя на заднем сиденье, говорили о дизайнерских курсах, когда Карлсон вдруг остановил машину и повернулся к ним.
- Разговорец есть, - решительно сказал он.
Широков отвернулся и уставился в окошко.
- Ты, Валентин, парень умный, - задушевно начал Карлсон, - и все поймешь без рассусоливаний. Тебе лучше больше не появляться в мастерской у Гронской. Лучше для всех...
Валька посмотрел на Широкова, но тот приклеился взглядом к окошку.
- Вот и Анатолий подтвердит, - жестко сказал Карлсон.
Широков неохотно повернулся и набычил круглую голову. Это, видимо, означало кивок.
- А что случилось? - как можно хладнокровней и независимей спросил Валька. - Я поперек дороги кому- то встал? Или кого-то обидел? Так я вернусь и извинюсь!
Он стал шарить по дверце, ища ручку.
- Ничего не случилось и никого ты не обидел, - пряча взгляд, удержал его Широков.
- Просто из-за тебя тут может большая каша завариться, - сказал Карлсон. - Анатолий, объясни-ка ты ему художественно, что ли?
- Я тебе пример приведу! - оживился Широков. - И ты все поймешь. Знаешь, как устроена атомная бомба?
Валька пожал плечами. А Карлсон посмотрел на Широкова с большим подозрением.
- В ней имеется определенное количество, скажем, урана, - деловито заговорил Широков. - Если добавить еще хоть грамм, начинается реакция деления - так?
- Предположим, - туманно поддержал его Карлсон.
- И происходит взрыв. А пока этот грамм туда не попал, количество называется критической массой. Ну вот, ты можешь оказаться этим граммом...
- Приятно послушать образованного гуманитария, - ехидно заметил Карлсон.
- Ну, я уж тогда не знаю, как объяснять, - обиделся Широков.
- А чего там объяснять! Значит, встал поперек дороги, - брякнул обиженный этим дурацким объяснением Валька.
- Ну, считай, что так, если так тебе понятнее, - поморщился Карлсон. И Валька понял, что ревность тут действительно ни при чем.
Но ведь тогда, в столовой, Изабо искала его взгляда, и сама позвала в мастерскую, и чего-то же она от него хотела!..
Очевидно, все упиралось в странную дружбу между Изабо и Верочкой или же в то, что завязывалось между Изабо и Валькой. Иного объяснения он пока не видел. Хотя чувствовал, что в этой истории Широков душой на его стороне, и только понимание непостижимой правоты Карлсона заставило его плести ахинею про атомную бомбу.
- Значит, договорились, - твердо подвел итог Карлсон. - Насчет своих дизайнерских курсов не беспокойся, ближе к экзаменам я ей напомню, она позвонит Микитину, ты сходишь к нему на консультацию и так далее. Это даже надежнее. Сама она закрутится и наверняка забудет. А я ей точно напомню. Так что извини... Не твоя вина. Ситуевина, Валентин Батькович... Ну, говори, куда тебя дальше везти-то?..
В понедельник прямо с заводской проходной Валька отправился на колокольню.
Это была еще одна территория под юрисдикцией парторга - то есть, с недавнего времени на птичьих правах. Но, как и Валькину 'мастерскую' в конуре, ее пока не упраздняли.
Колокольней заводчане прозвали кирпичную башню, венчающую заводоуправление. Там под самой крышей разместился радиоузел. Хозяйничал в нем пожилой фанатик Алик, которого так и звали - Алик с колокольни.
Хозяйство он наладил отменное, даже с герметически закрывающейся студией для 'прямого эфира'. А в его фонотеку не брезговали обращаться профессионалы из городского радиокомитета. На заводе раньше устраивали в обеденный перерыв радиоконцерты по заявкам, и Алик удовлетворял все вкусы, от романсовых до хард-роковых. Одновременно с исчезновением экрана соцсоревнования сгинули и радиопередачи. Но Алик оставался верноподданным Дениса Григорьевича, и тот, зная это, оказывал ему мелкие услуги, как второму верноподданному - Вальке.
- Привет! - сказал Алик, когда Валька вошел в 'колокольню'. - Ну, что сломалось? Маг? Радио? Утюг?
