На каждой согнутой спине...
Нет! Счастье - праздная забота,
Ведь молодость давно прошла.
Нам скоротает век работа,
Мне - молоток, тебе - игла.
('Холодный день')
В это время Блок внимательно читал Некрасова. В книге его стихов, принадлежавшей Блоку, сохранилось много пометок.
Но мгла навстречу черная
Навстречу бедняку...
Одна открыта торная
Дорога к кабаку.
Влияние подобных стихов Некрасова и Аполлона Григорьева определенно сказалось на осеннем цикле стихов 1906 года.
Блок даже 'вошел в роль' бедствующего обитателя чердака, находящегося на грани полного отчаяния и топящего горе в вине. Будто в продолжение и развитие некрасовских сюжетов о нищете и горемычной бедняцкой любви, возникает стихотворение 'На чердаке':
Что на свете выше
Светлых чердаков?
Вижу трубы, крыши
Дальних кабаков.
Путь туда заказан,
И на что - теперь?
Вот-я с ней лишь связан...
Вот-закрыта дверь...
А она не слышит
Слышит - не глядит,
Тихая - не дышит,
Белая - молчит...
Уж не просит кушать...
Ветер свищет в щель.
Но даже и без столь трагического завершения жизнь обитателей подобных дворов хватает за сердце своей горестной будничностью, воскресающей с каждым рассветом:
Одна мне осталась надежда:
Смотреться в колодезь двора.
Светает. Белеет одежда
В рассеянном свете утра.
Я слышу - старинные речи
Проснулись глубоко на дне.
Вон теплятся желтые свечи,
Забытые в чьем-то окне,
Голодная кошка прижалась
У жолоба утренних крыш.
('Окна во двор')
Впоследствии в известной статье 'Интеллигенция и революция' (1918), вспоминая годы, наступившие после поражения первой русской революции, Блок писал: 'В том потоке мыслей и предчувствий, который захватил меня... было смешанное чувство России: тоска, ужас, покаяние, надежда. ...Все это продолжалось немного лет; но немногие годы легли на плечи как долгая, бессочная, наполненная призраками ночь' (VI, 9).
Еще недавно - и в незавершенном цикле 'Ее прибытие', и в пьесе 'Король на площади', и в 'Ночной Фиалке' - поэт предвещал 'больших кораблей приближенье' - скорые и радостные перемены.
Теперь в цикле стихов 'Снежная Маска' звучат иные ноты:
...в дали невозвратные
Повернули корабли.
Не видать ни мачт, ни паруса,
Что манил от снежных мест...
('Последний путь')
И за тучей снеговой
Задремали корабли
Опрокинутые в твердь
Станы снежных мачт.
И в полях гуляет смерть
Снеговой трубач...
И вздымает вьюга смерч,
Строит белый, снежный крест,
Заметает твердь...
('И опять снега')
Образ героини цикла явно родствен Снежной Королеве (из знаменитой андерсеновской сказки), несущей мертвенный холод, отчуждение от людей и мира. 'Снежная Королева поцеловала Кая еще раз, и он позабыл и Герду, и бабушку, и всех домашних',- напоминал один из критиков слова сказки и сопоставлял с ними строки Блока:
Я всех забыл, кого любил,
Я сердце вьюгой закрутил,
Я бросил сердце с белых гор,
Оно лежит на дне!
('Сердце предано метели')
Настроение героя 'Снежной Маски' часто напоминает то 'лихое веселье', которому предается в народных песнях загулявший с горя молодец, надрывное и грозящее обернуться богохульством:
Птица вьюги
Темнокрылой,
Дай мне два крыла!
Чтоб с тобою, сердцу милой,
В серебристом лунном круге
Вся душа изнемогла!
Чтоб огонь зимы палящей
Сжег грозящий
Дальний крест!
Чтоб лететь стрелой звенящей
В пропасть черных звезд!
('Тревога')
'...со мной - моя погибель, - писал Блок Е.П. Иванову, - и я несколько ей горжусь и кокетничаю' (VIII, 165). И в пьесе 'Незнакомка' он вывел поэта, который вроде бы и впрямь горюет, но слишком уж легко, как пьяные слезы, льются его горестные стихи:
Прекрасное имя: 'Мария'!
Я буду писать в стихах:
'Где ты, Мария?
Не вижу зари я'.
И все же (вспомним еще раз слова Блока о 'смешанном чувстве'!) за Снежной Маской таятся разные лики, разные возможности, порожденные противоречивой стихией жизни, исторической действительности, хотя и по-прежнему понимаемые Блоком в смутно-романтической, мистифицированной форме (Любопытно, что в статье критика Н. Русова, которую Блок назвал 'одной из самых нужных' для него, говорилось: 'Россия и теперь, как и во всю свою историю, одна Великая Снежная Маска'.)
'Землей в снегу' назовет Блок сборник, родившийся из этого цикла. Снег слепит глаза, сковывает землю,- но она есть.
На смену Снежной Маске, Деве Снежной приходит более реальный, при всей своей условности, вбирающий в себя определенные черты национального характера образ Фаины, героини одноименного цикла. Именно к ней в первую очередь относятся слова из предисловия к 'Земле в снегу', где черты героини оказываются в очень знаменательном соседстве; 'Я знаю сам страны света, звуки сердца, лесные тропинки, глухие овраги, огни в избах моей родины, яркие очи моей спутницы' (II, 373).
Так в небе, где еще недавно герой видел лишь 'пропасть черных (замечательный эпитет! - А.Т.) звезд', вспыхивают новые созвездия, по которым можно держать путь.
Их явление также не лишено драматизма. Их блеск грозен, как об этом говорилось и в 'Снежной Маске'; они, как комета, предвещают грозные события, смущают покой. Недаром Блок ставит эпиграфом к 'Земле в снегу' стихотворение Аполлона Григорьева о комете, которая летит
Недосозданная, вся полная раздора,
Невзнузданных стихий неистового спора,
Горя еще сама, и на пути своем
Грозя иным звездам стремленьем и огнем...
Да совершит путем борьбы и испытанья
Цель очищения и цель самосозданья.
Очень своеобразное место в творчестве Блока тех лет занимает цикл стихотворений, написанных белым стихом, - 'Вольные мысли' (1907).
Чрезвычайная конкретность картин повседневной жизни, изображенных здесь, побуждает порой исследователей видеть в 'Вольных мыслях' 'стихотворные очерки' и истолковывать их с излишней буквальностью.
Однако эти, по видимости разнородные, эпизоды связаны между собой определенным образным единством не только в пределах одного стихотворения (озеро, которое, 'как женщина усталая... раскинулось внизу и
