Идолов не кантовать

— Позвольте полюбопытствовать, — Потап отогнул край бумаги и заглянул в куль. — О-о! Как сказал однажды я, животное — друг человека. Хороший песик, хороший. Дорогой, наверное?

— Да нет, не очень, — сконфузился фермер.

— Повезло вам.

— Да уж.

— Если не ошибаюсь, это бультерьер?

— Да я и сам точно не знаю. Купил вот, пусть, думаю, гавкает. — Завхоз полез пальцем в кулек, желая по гладить питомца, но тут же молниеносно отдернул руку. — Ай! Кусается, гадость!

— Порода такая, — пояснил Потап. — Это хорошо.

— Да-а, — отрешенно согласился свиновод, осознавая, что хорошего в этом, собственно, мало.

— Так как же насчет нашего дельца? Вы решительно отказываетесь сотрудничать?

Начальник тыла вяло пожал плечами, что, должно быть, означало: да, я отказываюсь очень решительно.

— Ну, дело хозяйское, — неожиданно уступил председатель. — Знаете… Внезапно голос его перекрыл чей-то протяжный стон:

— Абэ-эд для ба-га-а-ты-ых!

Навстречу им катил тележку грустный кавказец.

— Чего орешь? — недовольно спросил Мамай.

— Абэд для багатых! — выпалил тот. — Будэшь?

— Что там у тебя?

— Чебуреки, слущай!

— Да ну? — удивился Потап. — А не врешь?

— Зачэм врешь, слущай? Сам бэри, сам сматри!

— Горячие?

— Нэт. Били гарячий, стали свежий.

— А почем?

— Десять тыщ — отдам!

Потап восторженно захохотал.

— Ну ты даешь, дядя! Десять? Что ж так дорого?

Кавказец злобно сдвинул брови.

— Я тэбэ русским языком гаварю: абэд для багатых! Для багатых, панымаишь?

— Панымаю, — передразнил Мамай. — Но мы с товарищем люди бедные. Так что… кати свою тележку.

Кормилец грустным взглядом окинул Цапа, тяжело вздохнул и вновь заорал:

— Абэ-эд для ба-га-а-атых!..

Соратники двинулись дальше. Миновав киоск 'Спортлото', председатель остановился, на секунду задумался и, взяв фермера за рукав, потянул обратно.

— Знаете что, — предложил Потап, — пусть уж нас рассудит случай. Сейчас я вам куплю билет лотереи 'Спринт', и он нам все покажет. Вы ведь суеверный человек? Я так и думал. Так вот, если вам выпадает выигрыш, что при вашей прухе, согласитесь, маловероятно, — приступаете к работе завтра же. А если билет оказывается 'пустой' — я снимаю с вас всяческие полномочия. По-моему, это справедливо. Согласны? Я даю вам шанс уклониться от революционной борьбы волею судьбы, а не по собственному малодушию. Ну, соглашайтесь!

И Афанасий Ольгович с готовностью согласился. Это был самый легкий исход, о котором только можно мечтать. 'Чтоб я лопнул, если мне так запросто выпадет выигрыш!' — ликовал завхоз, смело разрывая фантик 'Спринта'.

'Чтоб ты лопнул, если так просто ускользнешь из райкома', — думал Мамай, хладнокровно наблюдая за соратником.

— Может, лучше вы первый прочитаете? — струсил в последнее мгновение Цап, опасаясь своей черной руки.

Председатель развернул судьбоносный билет. Прочитал. Перевернул его вверх ногами и опять прочитал. Процедура повторялась несколько раз, в течение которых он метал на свиновода изумленные взгляды.

— Ничья, — констатировал наконец Потап.

— Как это? — ахнул Цап. — Как это — ничья!

Охваченный нетерпением, он вырвал листок и долго смотрел в самую его середину. Там, среди заковыристых орнаментов, отчетливо проступала лаконичная строка: 'С вас сто тысяч'.

— 'С вас… сто… тысяч… ' — пролепетал фермер, не веря собственным глазам.

— Нет уж, это с вас сто тысяч, — вежливо поправил Потап. — Вы же сыграли.

— Сыграл… А разве так бывает?

— С вами, кажется, все бывает. Почему-то с вами государство решило сыграть в открытую.

— Как же теперь?

— Может, еще билетик?

— Не-ет! — отшатнулся Цап.

— Тогда гоните деньги.

— Тоже не-ет.

— Ладно, — сжалился председатель, — о вашем долге государству я никому не расскажу. Может быть…

— Спасибо, спасибо вам большое!

— Пожалyйста. Давайте для верности ваш билет мне, но помните, что вы утаили от государства сто тысяч, и я об этом знаю. А сейчас скорее бегите домой, закоулками, пока в милицию вас не забрали. И учтите, ради вас я пошел на компромисс со своей совестью.

— Учту, — поклонился благодарный свиновод и, крепко прижав к груди покупку, помчался прочь во весь опор.

'Понесла меня нелегкая на базар! — колотилась в его голове невеселая мысль. — А все опять же из- за Катьки. Нет, сейчас добегу домой и дам ей лопатом по хребту. Два… Нет, три раза'.

Толстомордик оказался подозрительно спокойным субъектом. Он терпеливо перенес все неудобства и не издал во время пути ни звука. Лишь во дворе, учуяв дух свиньи, он вдруг заерзал и восторженно стал визжать.

— Ну-ка, покажись, — полюбопытствовал фермер, внося питомца в коридор.

Кулек зашевелился, и из него нехотя, смущаясь, выполз толстомордик.

— Вот, Катька, партнера те…бе…

Афанасий Ольгович запнулся, не успев представить гостя. Представлять его ему перехотелось. Лицо Цапа перекосила гримаса брезгливости, граничащей с легким испугом.

На полу стояло нечто с головой свиньи и туловищем таксы, поросшим редкой жесткой шерстью.

Если бы Катька была человеком, то ее реакцию можно было передать так: девица находилась в состоянии шока. Хотя Катерина и была свиньей, Афанасию Ольговичу все же стало перед ней стыдно. Она не смогла выразить на своей бесстрастной ряхе хоть сколько-нибудь понятного чувства и, забившись в угол, глупо таращилась оттуда на новобранца.

Покосившись красным глазком на хозяина, толстомордик морщинистый виновато хрюкнул, понюхал воздух и, угадав направление, потрусил к тазу со жратвой. Звереныш стал передними ножками на край посуды, ловко подпрыгнул и плюхнулся в месиво.

Поросенок не ел. Он даже не жрал. Он поглощал. В считанные минуты двухведерная гора комбикорма была уничтожена. В напряженной тишине слышалось только монотонное неприличное чавканье, похожее на шум хорошо отлаженного агрегата.

'Как бы не обожрался', — встревожился Цап, приходя в себя. Но довольно скоро все его опасения на этот счет были развеяны. Таз был пуст. Облизав стенки, толстомордик устало опрокинулся на бок.

— Сволочь… сволочь… — шептал фермер.