Теперь засмеялся Тимофей.
– Чего? Мало? А ты сейчас лучше и не найдешь. Люди уже наняли, пасут. Ладно, деловой разговор, напрямую. Начнешь пасти, неделю погляжу. Если можешь, получишь сто двадцать рублей. Кормлю хорошо, есть где спать. Раз в неделю баня, бутылка водки. До зимы. Согласен?
Он, конечно, прав: пастухов на хуторах уже наняли. Хотя как знать… Соблазняла определенность. Не нужно куда-то ехать, расспрашивать, узнавать. Ударил по рукам – и шабаш. Сто двадцать он обещает, еще тридцать набавит. Да на его харчах. Конечно, в последние годы Тимофей зарабатывал много более и сейчас мог бы. Но какой уж день тяготили дорога и неизвестность. Хотелось прибиться к месту.
– Сто пятьдесят – и по рукам, – предложил Тимофей.
– Ты с документами? Паспорт есть?
– Есть.
– Договорились. Сейчас будет машина, поедем.
Ждали недолго. Подкатила белая «Волга». На шоферском месте за рулем сидел чернявый мальчишка. Тимофей удивился, сказал:
– Ты погляди… Сам рулит? Вот это малец!
Хозяин усмехнулся довольно:
– Наследник. Джигит.
Мальчишку Тимофеевы слова оскорбили. Он презрительно поглядел на нового работника, нарочито громко спросил у отца:
– У него вшей нет? А то разведет.
«Сам ты гнида», – хотел было ответить Тимофей, да стерпел. Нанявшись в работники, не стоило с первых шагов ругаться.
Поехали. Завернули к сестре. Тимофей попрощался, не зная, до какой поры, может, до осени.
– Ну и всё… – сказал он хозяину.
Мальчишка сидел за рулем важно, с отцом говорил не по-русски, на своем языке. Остановились у одного магазина, у другого. Мальчик выходил, делал покупки, укладывая их в багажник.
За поселком, у моста через Дон, мальчишка посигналил постовому милиционеру-гаишнику, поднял руку, приветствуя его. Постовой помахал ему в ответ.
Машина загудела натужней, пошла в гору, на мост. Впереди открывалось холмистое Задонье. Позади оставался поселок. Тимофей оглянулся, мелькнула короткая растерянность: как-то быстро случилось все, не зря ли он согласился?.. Но передумывать было поздно. Белая «Волга», легко обгоняя ползущие в гору грузовые машины, поднялась на увал и, свернув, побежала накатанной степной дорогою, старинным шляхом на Клетскую, Усть-Медведицкую и другие хутора и станицы Задонья, вперед и вперед.
Ехали, ехали и наконец свернули с грейдера, и скоро в пологой, стекающей к Дону балке открылся хутор.
Стояли над дорогой дома, цвели сады, могучие груши, разлапистые яблони, вишневая гущина вскипала белым и розовым. А людей не было видно, и разноголосые хуторские дворняги не лаяли, не гнались за машиною вслед.
Близ Дона, на взгорье, остановились возле просторного дома с верандою. Поодаль, на пологом крыле балки, виднелись кирпичные, под шифером скотьи постройки, базы да загоны.
Вышли из машины. Хозяин сказал:
– Бери вещи, пойдем.
Ухватив рюкзак и брезентовый плащ, Тимофей зашагал вослед хозяину от дома через глубокую теклину, заросшую шиповником и цветущей бояркой. За теклиной на просторной, выбитой овечьими копытами пустоши стояли низкие овечьи кошары, базы с крепкой огорожей, ряды железных корыт – поилок, деревянных кормушек. Сбоку, под самой горой, прилепился жилой вагончик на железных сварных санях.
Хозяин подниматься на ступени не стал, показал на левую часть вагончика:
– Там будешь спать. Оставляй вещи. Сейчас покушаешь, поедешь к отаре.
В тесном коридорчике, большую часть которого занимала железная печка, Тимофей отворил левую дверь и очутился в комнатке, где места хватало для двух кроватей да навесного столика.
Тимофей снял ватные брюки, одевшись полегче и телогрейку прихватив, поспешил вослед хозяину, который ушел к дому.
Там, во дворе, под легким навесом у стола и газовой плиты хлопотал мальчик. Он поставил перед Тимофеем шкворчащую жаровню с мясом и картошкою, вареные яйца, молоко, выставил и ушел.
Утром у сестры Тимофей хорошо позавтракал, не зная, придется ли обедать, и теперь есть не хотел. Но впереди был день.
К отаре снова повез его сын хозяина, сменив «Волгу» на юркий «Запорожец». Пробирались едва заметной колеей, а кое-где напрямую, степью. Скоро увидели отару. Она паслась в полгоры на глубокой, к Дону сбегающей балке. Овцы машины не испугались, а вожак отары, большой рогатый козел, поспешил к «Запорожцу» и мальчику.
– Васька, Васька… – потрепал его за холку хозяйский сын. – Молодец, Васька… – И угостил конфетой.
Козел похрумкал, понюхал брошенную на землю обертку и вернулся к отаре. А сверху, с горы, вприпрыжку сбежала к машине молодая женщина. Лицо ее было от солнца и ветра укутано белым платком по-донскому, по-старинному, одни глаза глядели. Женщина сбежала к машине, раскуталась, спросила весело:
– Смена приехала?
Хозяйский сын, словно не видя ее, говорил Тимофею:
– Поить внизу. Рано не пригоняй, овца к вечеру лучше пасется. Да не засни, а то растеряешь, тут волки есть.
Тимофея, человека уже пожившего, пожилого, учил чернявый мальчишка уверенным тоном. Казалось, все это игра и сейчас он озорно рассмеется. Но мальчик не смеялся, говорил наставительно, ровно.
Рассмеялась женщина.
– Лом-Али… Хозяин молодой, – игриво сказала она, покусывая яркие, пухлые губы. – Ты почему мне ни «здравствуй» не сказал, ни «бог помощь»?
Мальчик зыркнул на нее, нахмурился, коротко бросил:
– Поехали. Хватит болтать.
Женщина засмеялась и, поворотясь к Тимофею, посоветовала:
– По-над балками иди и иди. Зеленка есть, овцы хорошо ходят. До третьей горы дойдешь, она приметная, двоепупая, тогда поворачивай и гони в степь напрямую.
Она влезла в машину и еще что-то говорила там весело. Нахмуренный мальчик завел автомобиль и тронулся с места.
Тимофей поглядел вслед уехавшим, покачал головой, тут же забывая о них. Звук машины истаял и смолк. Весенний, но уже по-летнему жаркий день мягким зноем своим, теплым ветром, острым духом молодой зелени, птичьим пением – всем, что было в нем, заставил забыть мальчишку и все иное.
Овечья отара неторопливо, вразброд тянулась над балкою, пробираясь меж кустами боярки и паклинка. Молодая трава, мелкие ветки с зеленым листом – все нынче было скотине по нраву и впору.
Тимофей обошел отару и стал подниматься в гору. Овцы с козлом Ваською во главе неторопливо обтекали гору, разбредаясь по изволоку, и видны были хорошо. Тимофей поднялся наверх. Ветер шуршал в низких травах, посвистывал в голенастых, высоких стеблях сухого сибирька. Далеко внизу синела вода. Дон поворачивал здесь огромной пологой дугою и уходил вниз, к Цимле. Луговое Задонье открывалось на многие километры: густое займище, озера, речные старицы и протоки, слитые полой водой в одну голубую вязь, желтые разводья сухого камыша да чакана, огромный луг, за ним поля и поля, два хутора живых, Рюминский да Камышевский, – просторная земля, а небо – вовсе бескрайнее.
Тимофей кинул телогрейку, встал и вздохнул облегченно. Долгий путь кончился. Коршун кружил над головой, жаворонки пели со всех сторон, взлетая и опускаясь к земле, ветер дышал в лицо запахом пресной воды и молодой зелени, божья коровка, сияя под солнцем алостью, торопилась по сухой былке вверх и вверх, а потом улетела.
