На всех рисунках была она. Таня ни разу не видела, чтобы Дима рисовал ее, но она была на всех рисунках, которые он, получается, делал по памяти.
Вот она склонилась над партой, грызет прядь волос, мама все время пыталась ее отучить от этой привычки, и сердито хмурится, наверное, не может решить какую-нибудь задачу или построить сечение пирамиды, ну да, ей никогда не удавались эти дурацкие сечения, и Дима строил их в школе за нее.
Вот она сидит на веранде тавельцевского дома – Дима несколько раз провожал ее в Тавельцево, и родители всегда оставляли его ночевать, и они до утра сидели на веранде, слушали ночных птиц и разговаривали о чем-то бесконечном, сложном, не связанном ни с чем обыденным и очень для Димы важном. Он всегда рассказывал ей о том, что было для него важным, а ей так легко и счастливо было слушать его, разговаривать с ним, что она думала, так будет всегда – ведь жизнь бесконечна.
Вот она сидит у родника, вот запускает змея над оврагом в Коломенском, вот смотрит на воду Москва- реки с речного трамвайчика, вот плачет на перроне Белорусского вокзала… Он смотрел на нее каждую минуту, когда она была рядом, и думал о ней каждую минуту, когда не видел ее.
А ей, чтобы увидеть его теперь, чтобы посмотреть в серьезные его глаза, приходится заглядывать в дальнюю область, за облачный плес, как пелось в песне, которую они оба любили. Там, за этим плесом, и осталось ее счастье, и к этому счастью – она надеялась – ей когда-нибудь все же позволят вернуться.
Часть третья
Глава 1
Заканчивалось лето. Ночи стали холодными, и начались дожди.
Ольга с грустью думала, что скоро ей придется вернуться из Тавельцева в Москву. Одинокая жизнь, которую она вела все лето, ей не надоела, и это ее даже беспокоило. Впрочем, беспокоило не слишком: она не считала, что должна оправдываться перед собою или тем более еще перед кем-либо за то, что ей не хочется на работу, не хочется никого видеть и не хочется думать о будущем.
Она знала, что многие женщины, оказавшиеся в ее положении, то есть по разным причинам оставшиеся в ее возрасте без мужа, впадают в лихорадочное состояние, которое гонит их в постель или даже в дом первого попавшегося мужчины. Скорее, скорее, ведь годы идут, еще немного, и никто в твою сторону не глянет! Раньше Ольга относилась к этому с пониманием, но теперь, когда она могла судить по собственному опыту, такое состояние казалось ей странным.
Очередной мужчина – зачем?
Чтобы строить вместе жизнь, растить детей? Рожать в ее возрасте, пожалуй, безответственно, а главное, все это у нее уже было. И общая жизнь, и ребенок, любовно взращиваемый вместе… Она не думала, что это можно повторить, и, главное, повторять это ей не хотелось.
Ожидать, что посетит ее вдруг безумная любовь? Безумие такого рода ее уже посещало, иначе не назовешь то, что она испытала к Сергею. Ольга до сих пор с отвращением вспоминала себя в то время и происходившее с нею тогда любовью не считала.
Оставался, получается, только секс. Но когда она думала об этом, в ее памяти сразу вставало лицо Андрея – печать разочарования, которая легла на его лицо, когда он увидел, что ее некстати выписали из больницы…
В общем, она жила как живется и находила, что это неплохо. Хотеть чего-то большего, чем «неплохо», казалось ей теперь странным.
Она не видела больше тех провалов и пустот, которые постоянно подстерегали ее полгода назад, когда она впервые осталась одна. Сейчас она не чувствовала из-за расставания с мужем ничего. Ни-че-го! Расстались и расстались, не они первые, не они последние, не умирать же ей теперь из-за этого. Когда-то, да не когда-то, а совсем еще недавно она думала, что без него вот именно умрет, но теперь она так не думала. Видимо, ее организм еще не был настроен на смерть.
Вообще, биологическая составляющая оказалась в жизни главной; Ольга только теперь это поняла. Такое понимание не доставило ей радости, она просто признала его справедливость.
Вот Андрей говорил когда-то, что с годами чувства должны только крепнуть, как хорошая кирпичная кладка. А потом у него случился выплеск гормонов – или даже только одного гормона, тестостерона, кажется? – и вся эта кладка рассыпалась в пыль. И что толку, что он все знал про то, как отличить любовь от влюбленности, как надо, как правильно? Обычная физиология, биология оказалась сильнее умозрительных знаний. И чувства тоже, оказалось, определялись не чем иным, как биологией. То, что он испытывал к примитивнейшей девчонке, захватило ведь не только его тело, но, главное, область его чувств, в этом Ольга убедилась.
В общем, жизнь оказалась гораздо проще, чем она себе представляла. И что с этим можно было поделать? Оставалось только жить по тем законам, которые, выходит, лежат в основе всего.
Как она станет жить по этим законам, Ольга понимала не очень. И любое взаимодействие с людьми, которое хотя и нечасто, но все-таки происходило этим летом, убеждало ее все в том же: что законы эти ей претят. И поэтому ей нравилось жить одной, то есть вовсе без всяких законов, кроме самых элементарных, вроде того, что утром и вечером надо чистить зубы.
Она чистила зубы, пила кофе, кормила Агнессу… Вот Агнесса ее беспокоила: еле ходила из-за большого живота, значит, скоро должна была родить. Как рожают кошки, Ольга не знала. Оставалось надеяться только на природу. Везде была эта природа. Неужели в жизни нет ничего, кроме примет животного мира?
Впрочем, в случае с Агнессой природа оказалась бессильна. Мимозность этой кошки, на которую с самого начала обратила внимание мама, просто зашкаливала!
Однажды Агнесса забеспокоилась, заметалась, замяукала и забралась на чердак. Оттуда донесся сначала шорох, потом звук падения, потом снова раздалось жалобное мяуканье…
«Ну что с ними делают, когда они рожают? – сердито подумала Ольга. – Всю жизнь мечтала заниматься кошкиными родами!»
Но мало ли о чем она мечтала или не мечтала. Жизнь предлагала ей занятия не по ее усмотрению.
Ольга поднялась по приставной лесенке и заглянула на чердак. Агнесса лежала в каком-то подобии гнезда из тряпок и мяукала так жалобно, что сил не было слушать. Рядом с ней лежал котенок. Ольга подошла к кошачьему гнезду.
Даже в чердачном полумраке было понятно, что котенок неживой. Он лежал неподвижно, в совершенно мертвой позе, не пищал, и Агнесса смотрела на него с полным равнодушием, а потом и вовсе отвернулась.
«Вот тебе и природа!» – расстроенно и сердито подумала Ольга.
Она с опаской подошла к Агнессе. Та потерлась лбом о ее руку и снова замяукала.
Ольге было противно и страшно. Что предпринять, она не знала. Мертвого котенка надо было отсюда убрать. Чтобы сделать это, она набросила на него какую-то тряпку. А с кошкой что делать? Может, та сейчас тоже умрет!
Ольга никогда не оказывалась в такой ситуации. И вообще, она была сугубо городским человеком. Природа ей, конечно, нравилась, но в виде поющих на деревьях птичек, а никак не в виде рожающей кошки.
– Вот что, дорогая, – сказала Ольга решительным тоном. – Сейчас я возьму твою переноску и отвезу тебя к врачу. Пусть он с тобой разбирается!
Агнесса только мяукнула в ответ. Неизвестно было, согласна ли она с этим планом.
«Где здесь, мама говорила, ветеринар живет? – подумала Ольга. – В Чудцеве? Нет… В Денежкине! Да, точно там».
Она переложила не перестающую мяукать кошку в переноску, снесла с чердака вниз… И тут только вспомнила, что вчера у нее сломалась машина. Может, это была какая-то ерунда, вряд ли в новом японском автомобиле могло сломаться что-нибудь серьезное, но, во всяком случае, вчера, когда Ольга хотела съездить в магазин, машина не завелась. Она как раз собиралась сегодня вызвать техпомощь, и тут пожалуйста, кошкины роды!
Ситуация складывалась бестолковая, глупая и очень досадная.
– Ну, и как тебя теперь везти? – спросила Ольга. Агнесса не ответила. – Велосипед ты выдержишь?
Ничего другого, впрочем, не оставалось, так что Агнессин ответ и не требовался.
Велосипед был тот самый, что подарил маме Андрей. Ольга подумала об этом мельком и не
