Тысячами ярких красок взоры луг пленял. Ветер, полный благовоний, чувства опьянял. Гиацинт петлей аркана брал гвоздику в плен. Юной розы рот багряный прикусил ясмен. И язык у аргавана отняла земля, Амброю благоуханной там была земля. Был там золотом песок, камни — бирюзой, В ложе яшмовом поток — розовой водой. У его кристально-светлых и холодных вод Блеск и цвет, как подаянье, клянчил небосвод Как во ртути, в струях рыбы ярче серебра, Берега, как два огромных сказочных ковра. Изумрудные предгорья в полукруг сошлись. Лес в предгорьях — дуб индийский, кедр и кипарис. Там утесы были чистым яхонтом, опалом. Дерева горели цветом золотым и алым. Сквозь кустарники алоэ, смешанных с сандалом, Ветер веял по долине и окрестным скалам. Верно— сонм небесных гурий создавал ее И от засухи и бури укрывал ее. Небосвод «сапфирной чашей» называл ее. А Ирем «усладой нашей» называл ее. Ничего нигде я краше в мире не видал. Ликовал я и дивился, словно клад считая. Вдоль и вширь прошел долину, все я оглядел. И хвалу творцу над нею, радостный, пропел. Чащей шел и, чуя голод, рвал плоды и ел. Отдохнуть под кипарисом свежим захотел. Лег, уснул, тревог не зная и докучных дел, Небеса благословляя за такой удел. Только полночь погрузила землю в синь и тьму И, убрав багрец, на тучи нанесла сурьму, Мне в лицо пахнул отрадно с горной вышины Легковейный и прохладный ветерок весны. Пронеслась гроза, апрельской свежестью полна, Быстрым дождиком долину взбрызнула она. Напоился дол широкий свежестью ночной И наполнился красавиц молодых толпой, Прелестью была любая гурии равна, Шли они передо мною, как виденья сна. Будто чудом породила ночи глубина Мир красавиц светозарных, свежих, как весна, Мир пьяней и чародейней рдяного вина. Тела белизна у каждой хной оттенена, Уст рубин алей тюльпана, — кровь не так красна Выкуп, взятый с Хузиетана, тем устам цена. Золотых запястий змеи на руках у них. Перлы звучные на шее и в серьгах у них. А в руках красавиц свечи яркие горят;
