— Кто Холодовой помог?
Степнадзе шумно высморкался, аккуратно сложил платок, сунул его в карман и лишь после того заговорил:
— Вам, дорогой, может показаться странным, но именно я вручил довольно крупную сумму денег почти незнакомой женщине. Постараюсь объяснить. Недостача выявилась в первую ревизию после того, как Саня приняла магазин от Гиви… Представляете психологический момент?.. Мой двоюродный брат попадал в какой-то степени под подозрение, и, передавая Сане деньги, я заботился не столько о ее репутации, сколько о добром имени своего брата.
— На каких условиях вы дали Холодовой деньги?
— Можно сказать, на льготных. Я, понимаете, до безумия люблю хорошие книги. Поэтому предложил, чтобы Саня постепенно возвращала мне долг книгами. Надо сказать, она давно уже со мной расплатилась.
— А замужество вы Холодовой не предлагали?
Реваз Давидович заразительно расхохотался:
— Вы, оказывается, шутник, дорогой!.. Ой, шутник!.. Нет, такого предложения я не делал. Саня в дочери мне годится.
— Ваша теперешняя жена ровесница Холодовой…
Карие глаза Реваза Давидовича прищурились:
— Понимаете, какая ситуация… Моя теперешняя жена и Саня Холодова — противоположные натуры. Нина — женщина от земли. Ее в первую очередь интересует не столько мужчина, сколько хозяин в доме, за спиной которого можно жить, как за каменной стеной. Саня — другого поля ягода. Она рассуждает по русской пословице: «Был бы милый по душе, проживу и в шалаше…» — Реваз Давидович скептически усмехнулся: — Посмотрите на меня… На роль «милого» я давно уже не подхожу…
Степнадзе говорил так спокойно и убедительно, как может говорить только человек с незапятнанной совестью. Из всех эмоциональных оттенков в его голосе сквозила лишь нотка назидательности, свойственная очень уверенным в себе пожилым людям, разговаривающим с начинающими жизнь юнцами. Учитывая возрастную разницу Антона и Реваза Давидовича, ничего странного в такой назидательности не было.
Обстоятельно пересказав известную ему часть из запутанных отношений Холодовой и Деменского той поры, когда они жили в Омске и Челябинске, Степнадзе не утаил, что Юрий Павлович звонил из Свердловска и убедительно просил купить в Адлере четыре мотка хорошего мохера. При разговоре сказал, что встретит Реваза Давидовича в Новосибирске и расплатится за покупку. Однако вместо Деменского на вокзал пришла Холодова. При ней были черная дамская сумочка и увесистый красный чемодан. Как после узнал Степнадзе, Саня хотела попутно сдать в стирку скопившееся у Юрия Павловича постельное белье, но прачечная оказалась закрытой, и, чтобы не опоздать к адлеровскому поезду. Сане пришлось нести чемодан с бельем на вокзал.
— Вот так, понимаете, неожиданно я снова увидел Саню. — Реваз Давидович покосился на микрофон: вроде бы тот по-прежнему смущал его, чуть передохнул. — Передал ей привезенный мохер, получил деньги за покупку и помог донести чемодан до квартиры Юры Деменского.
— Значит, вы с Холодовой пришли в квартиру… — начал Бирюков, но Степнадзе не дал договорить:
— Да, мы пришли в квартиру Юрия Павловича. Саня обрадовалась мохеру, как ребенок. Стала угощение собирать — вина в доме не оказалось. Пришлось, понимаете, в знак старой дружбы достать из портфеля бутылку армянского коньяка. Выпили по рюмочке, поговорили…
— И все?
Карие глаза Степнадзе лукаво прищурились.
— Понимаю вас, дорогой… Саня красивая женщина, но, как видите, у меня не озорной возраст.
— Я хотел вас спросить: кто букет гладиолусов в квартиру Деменского принес?
— Цветы я подарил Сане в знак наших дружеских отношений, — без тени смущения ответил Реваз Давидович.
— Что вам известно о последних отношениях Холодовой с Деменским?
Степнадзе задумался.
— Не пойму я их, дорогой. Саня как будто помирилась с Юрой и в то же время жаловалась на него. Какое-то старое письмо нашла, сказала: «Если Деменский опять обманет, сама покончу с жизнью!»
— Разве Юрий Павлович раньше обманывал Холодову?
— Тонкий такой обман, понимаете. Мальчик у Сани есть от Юры, только Юра не хочет признать его сыном, видать, алиментов боится.
— Холодова имела ребенка до знакомства с Деменским, — возразил Бирюков.
Глаза Степнадзе опять лукаво прищурились:
— Кто, кроме самих Юры и Сани, знает, когда они близко познакомились? Знакомство молодых людей — штука тонкая…
Антону показалось, что, заговорив о взаимоотношениях Холодовой с Деменским, Реваз Давидович начал сгущать краски. Во всяком случае, о себе он рассказывал совершенно в иной тональности. И причина появления с Холодовой в квартире Деменского, и оставленная на кухне недопитая бутылка коньяка были преподнесены так, что не давали никаких оснований обвинять Степнадзе в чем-то предосудительном. Необъяснимой оставалась самая серьезная улика — отпечатки рубцеватых пальцев на балконной двери, и Антон внезапно спросил:
— Реваз Давидович, когда вы закрыли балконную дверь в квартире Деменского?
Степнадзе чуть помешкал:
— Я, дорогой, не закрывал дверь… Я открывал ее. Понимаете, выпив коньяка, Саня стала курить сигарету за сигаретой. Чтобы проветриться от табачного дыма, я открыл… Понимаете?..
Бирюков, не выказывая разочарования, утвердительно кивнул. Ускользнула очень важная нить: если Реваз Давидович оставил отпечатки своих пальцев, действительно открывая дверь, то тот, кто закрывал, мог не прикасаться к ней руками, а прижать, скажем, ногой.
— Отчего Холодова так много курила? — спросил Антон.
— Нервничала Саня. Говорила, безумно любит Юру, как преданная собака, по первому зову к нему бежит, а Юра — ревнивец, мучитель…
Когда Бирюков предъявил Степнадзе для опознания дамскую сумку и мотки мохера, Реваз Давидович опознал их, однако на лице его появилась тревога.
— Саня обвинила меня в спекуляции? — И, не дав ответить, заторопился: — Я взял от Сани сто восемь рублей. Клянусь, ровно столько заплатил своих денег на рынке в Адлере!
— Вы держали сумку Холодовой в руках?
— Конечно! Помогал укладывать мохер. — В голосе Степнадзе опять зазвучала назидательность. — Вас, дорогой, ввели в заблуждение. Как бывший юрист, понимаю: что-то случилось серьезное, и вы подозреваете меня. Но, клянусь, я ни в чем не грешен. Я был в поездке, и сослуживцы подтвердят мое алиби.
— Почему вы так внезапно уехали во внеплановую поездку?
— Понимаете, сентябрь на носу. У меня богатый мичуринский сад — урожай надо собирать. Поехал два раза подряд, чтобы потом полмесяца заниматься урожаем.
— Двое суток назад вы прилетали в Новосибирск?
— Нет, дорогой.
— Покажите ваш паспорт.
Реваз Давидович вынул из внутреннего кармана пиджака пухлый бумажник. Развернул его, вытащил новенькую красную книжицу с изображением государственного герба и спокойно протянул Бирюкову:
— Пожалуйста, дорогой.
Антон глянул на отчетливую крупную фотокарточку, перелистнул несколько страничек и тут же достал из стола обтрепанный по углам паспорт старого образца.
— Как это объяснить?..
Степнадзе посмотрел на Бирюкова таким укоризненным взглядом, каким старый добрый педагог