Так и есть. Девушка купила молоко, фрукты, овощи и преспокойно направилась обратно во дворец, неся полную корзину. Идет себе беспечно по узкой многолюдной улочке, даже не обернется, уступает дорогу всадникам, временами осторожничает. И правильно делает. Обидно в столь юные годы умереть или покалечится по-неосторожности. Лошадям ведь всё равно кого давить. А девица — красавица.
Будет жаль…
Войдя в ворота королевского дворца, незнакомка легким и грациозным жестом махнула стражникам, те что-то прокричали ей в ответ, но девушка даже не обернулась и не ответила. Её статная походка завораживала дух. Возможно она все-таки благородного происхождения. Затем легкая черная накидка скрылась за углом. Вот и всё. Депеша доставлена. Брат Тор постоял ещё минут пять на перекрестке, дожевал хлеб и направился в город. Надо побродить по улочкам, убедиться, что нет слежки и лишь только потом можно идти в обитель. Мелис, наверное, уже проснулся.
Брат Мелис вернулся с утренней службы и застал наставника лежащим в постели, руки сложены на груди, глаза закрыты.
— Есть ли новости из Гедадии? — Тор по звуку шагов узнал ученика.
— Я справлялся у брата Юрка. Новостей нет.
— Хорошо. В запасе у нас день, возможно два. Будем дожидаться ответного письма из дворца…
— А если не ответят?
— Разве мы можем что-то изменить?
— Нет, — молодой монах встал у окна. — Как только придет распоряжение от епископа Илукского…
— Нас могут оставить в столице.
— Возможно. Но если епископ велит монахам отправиться в обратный путь, то нам придется покинуть гостеприимную обитель святого Лукариха.
— К тому моменту всё утрясется. Не переживайте, ваша светлость.
— Вы устали?
— Немного.
— Тогда отдыхайте, не стану вам мешать, — Мелис покинул келью, закрыв за собой дверь.
20
Вернувшись в канцелярию, граф сразу помчался к себе, на третий этаж, быстро поднимаясь по широкой каменной лестнице, но вдруг передумал.
— Где девушка? — воскликнул он, подбежав к дежурному клерку, сидящему на первом этаже у входа.
Чиновник отложил перо, выскочил из-за стола и испуганно уставился на главу Тайной канцелярии.
— В дознавательной, ваша светлость, вы ведь распорядились не сажать её… вниз, — протараторил он.
— Да, да, верно, — задумчиво произнес граф. — Как себя ведет?
— Возмущалась. Грозилась пожаловаться королеве…
Фларинский громко захохотал.
— Жаловаться? Пусть ещё немного погорюет, — он направился к лестнице. — Постращайте её. Легонько. Руки не распускать!
— Будет исполнено, ваша светлость.
— Скоро я загляну к ней.
Граф поднялся на второй этаж, прошел по темному коридору, открыл одну из многочисленных дубовых дверей и вошел в огромную светлую комнату больше напоминающую лабораторию алхимика. Целых три окна. Даже в кабинете главы Тайной канцелярии всего два окна. Впрочем, обитатель странного помещения, пропахшего химикатами, и вправду носил звучное прозвище — алхимик.
— Чем порадуете, святой отец?
— Господь милостив, ваша светлость, — за огромным столом, заставленным диковинными предметами, назначения которым граф не знал, сидел тучный монах и рассматривал через увеличительное стекло манускрипт, тут же на столе лежал кожаный кисет, извлеченный из тайника сегодня утром. — Печать хитрая.
— Вскрыл манускрипт? Не повредил печать?
— Обижаете, ваша светлость. Пока не родился тот человек, который может перехитрить брата Отима.
— Иногда, глядя на тебя, монаха, я начинаю думать, что миром правит Сатана.
— Не богохульствуйте, ваша светлость.
— Не буду. Прости Господи! Манускрипт подлинный?
— Не фальшивка. Бумага произведена в Синегории. Водяные знаки королевской семьи.
Упаси боже! Что тут написано…
— Дай взглянуть, — граф склонился над столом.
— Только руками не трогайте.
— Знаю, знаю. «…Божественная Амирия, моя душа томится в ожидании. Это тяжкая пытка! Сгораю от нетерпения и от душевных мук, раздирающих мое сердце на части.
Я не могу больше жить в неведении. Прошу вас о встрече. Понимаю, что вам будет тяжело решиться, вам придется лгать родным и близким. Но если ваше сердце до сих пор жарко пылает от страстной любви, если вы согласитесь, я, позабыв о риске, прибуду в любое место, куда вы укажете», — шептали губы графа, а глаза торопливо пожирали витиеватый текст. Плоть вельможи сковал ужас от страшной догадки. — Матерь божья, — всё так же шепотом произнес он и вопросительно уставился на монаха. — Ты видел подпись? Буква «Э» с завитушками.
— Пути господни неисповедимы, сын мой, — печально продекламировал монах. — А сердце принцессы Амирии пленил наследник престола Синегории, — тайных дел мастер в рясе тяжело вздохнул и отложил увеличительное стекло в бронзовой оправе. — Вот ведь как бывает.
— Бывает, — согласился граф и зашагал взад-вперед по комнате, от одного стеллажа со склянками, старыми книгами и горшками к другому. — Кто ещё читал письмо?
— Никто, ваша светлость. Только я.
— Никому не говори. На кону честь государства.
— Разве я глуп, ваша светлость?
— Нет, не глуп. Верни манускрипту первоначальный облик. Запечатай.
— Как только высохнет.
— Сколько тебе понадобится времени?
— Полчаса.
— Хорошо. Через полчаса принесешь его мне, отдашь лично в руки.
— Принесу, ваша светлость.
— Я буду в дознавательной.
Монах кивнул головой и отвернулся от графа, склонившись над письмом. А глава Тайной канцелярии покинул убежище алхимика.
21
Запястья девушки обхватывали грубые, но прочные железные скобы, пригвоздив хрупкие руки к подлокотникам жесткого деревянного кресла. Волосы красавицы растрепаны. Слёзы. А в бездонных глазах
