16. Конференция
Когда двадцать семь Независимых Купеческих Миров, объединенных единственно чувством
недоверия к материнской планете Установления, договариваются провести свою ассамблею, при том,
что каждый из этих миров гордился своими малыми размерами, закоренел в собственных
предрассудках и иссушен страхом перед вечной опасностью, то даже предварительные переговоры по
процедурным вопросам оказываются достаточно тяжкими, чтобы и самых упорных лишить
присутствия духа.
Недостаточно заранее договориться о таких подробностях, как методы голосования, способ
представительства – по планетам или по населению, – то есть по вопросам политического значения.
Недостаточно договориться и о приоритетах размещения за столом – как за столом для переговоров,
так и за обеденным – то есть о вопросах социального значения.
Главное заключалось в том, чтобы выбрать место для проведения съезда – поскольку то был
вопрос провинциального престижа. Наконец, блуждающие пути дипломатии привели к планете
Радоль, которую кое-кто из комментаторов предлагал с самого начала, резонно указывая на ее
центральное положение.
Радоль был небольшим миром – а по военному потенциалу, возможно, слабейшим из двадцати
семи. Это, кстати, дополнительно повлияло на выбор места.
Радоль был ленточным миром – обилием которых Галактика может похвастаться, но среди
которых обитаемые очень редки. Другими словами, то был мир, две половинки которого
противостояли неподвижным границам стужи и зноя, и лишь узкая ленточка сумеречной области
служила зоной возможной жизни.
Подобный мир неизменно выглядит негостеприимным для тех, кто не посещал его, но там
имелись места, выгодно расположенные – и в одном из таких мест как раз и находился город Радоль.
Он раскинулся по пологим склонам холмов, составлявших передовую цепь у подножья гор,
которые защищали его по краю холодной полусферы, сдерживая угрозу ледников. Теплый, сухой
воздух солнечной половины разливался вокруг; с гор текли ручьи – и лежавший посредине город
Радоль сделался сплошным садом, плывущим в вечном утре вечного июня.
Каждый дом нежился посреди собственного цветочного сада, открытого беззубым стихиям. А
каждый сад являлся целой цветочной оранжереей, где роскошные растения составляли самые
фантастические композиции: ради иностранных товаров, которые можно было получить за цветы,
Радоль сделался почти что планетой-производителем, в противоположность типичным Купеческим
мирам.
Так что в своем роде город Радоль был маленькой точкой покоя и роскоши на мрачной
планете, крошечным осколком рая – и это тоже было определенным фактором при его выборе.
Чужеземцы прибыли с каждого из двадцати шести прочих Купеческих миров: делегаты, их
жены, секретари, репортеры, корабли и экипажи – и население Радоля почти удвоилось, а ресурсы
планеты напряглись до предела. Все гости ели и пили, сколько влезет, и, кажется, вообще не спали.
И все же среди гуляк очень немногие не сознавали, что во всем данном объеме Галактики
медленно разгорается тихая, тлеющая война. А те, кто был в курсе, делились на три категории.
Во-первых, было очень много таких, которые знали мало и были очень уверены…
…Таких, как молодой космический пилот, который носил на своей фуражке кокарду Хэйвена,
и который ухитрился, держа перед своими глазами бокал, поймать взгляд сидевшей напротив и слегка
улыбающейся девушки Радоля. Он говорил:
– Мы прибыли сюда прямо сквозь зону военных действий – и сделали это специально. Около
световой минуты мы летели на нейтрали прямо мимо Хорлеггора…
– Хорлеггор? – вмешалась длинноногая туземка, игравшая в этой компании роль хозяйки. – Это
там, где на прошлой неделе из Мула выпустили кишки, не так ли?
– А где это вы слышали, что из Мула выпустили кишки? – надменно поинтересовался пилот.
– По радио Установления.
– Хэ! Так вот, Мул захватил Хорлеггор. Мы почти налетели на строй его кораблей; и они шли
именно оттуда. Это не очень-то похоже на выпускание кишок – когда ты остаешься на месте
сражения, а те, кто выпускает кишки, поспешно удирают.
Кто-то еще произнес громко и не очень разборчиво:
– Не говорите так. Установление всегда сначала получает по морде. Вот увидите; просто
сидите крепко и смотрите. Старенькое Установление знает, когда вернуться. А тогда – бух! – заключил
владелец хриплого голоса и расплылся в туманной ухмылке.
– Во всяком случае, – сказал пилот с Хэйвена после короткой паузы, – как я уже сказал, мы
видели корабли Мула, и они выглядели здорово, просто здорово. И вот что я вам еще скажу – они
выглядели как новые.
– Новые? – задумчиво произнес один из местных жителей. – Они строят их сами?
Он сорвал лист с нависающей ветви, осторожно принюхался к нему, затем разжевал. Смятые
жилки источали зеленый сок и аромат мяты. Он сказал:
– Вы хотите уверить меня, что они разбили эскадру Установления своими самоделками? Не
морочьте голову!
– Мы их видели, док. А я, кстати, могу отличить корабль от кометы, знаете ли.
Радолец наклонился поближе.
– Послушайте, не обманывайте себя. Войны так просто не начинаются, сами собой; у нас
имеется кучка проницательных мозгов, которые всем и заправляют. Они знают, что делают.
Некто, хорошо утоливший жажду, вдруг громко заявил:
– Вы последите за стареньким Установлением. Они ждут до последнего, потом – бух!
С тупо раскрытым ртом он ухмыльнулся девушке; та отстранилась.
Радолец продолжал говорить:
– К примеру, старина, ты, может, думаешь, что делами командует этот парень, Мул. Не-е-ет, -
и он покачал пальцем. – Я слышал, от очень важных шишек там, наверху, так вот, понимаешь, он -
наш человек. Мы ему платим и, наверное, мы и строим эти корабли. Будем реалистами – скорее всего
это мы. Естественно, он не сможет разбить Установление в длительной борьбе, но он может его
ослабить, а когда он это сделает, в дело вступим мы.
Девушка сказала:
– Это все, о чем ты можешь говорить, Клев? О войне? Ты меня утомляешь.
Пилот с Хэйвена заявил в приступе галантности:
– Сменим тему. Не будем утомлять девушек.
Тот, что был в подпитии, подхватил припев какой-то песенки, ритмично постукивая кружкой о
стол. Образовавшиеся парочки, хихикая, удалились; из солярия, стоявшего позади, вышло еще
несколько таких же парочек.
Разговоры стали более общими, более разнообразными, более бессмысленными…
…Но были и такие, кто знал чуть больше и не выказывал особой уверенности.
Такие, как однорукий Фран, чья внушительная фигура представляла Хэйвен в качестве
официального делегата, и который в соответствии со своим положением жил широко, заводя новые
знакомства: с женщинами – по возможности, с мужчинами – по необходимости.
