изменилось. – Александр Борисович ездил в Вену, искал могилу, но не нашел, у тогда они поставили тебе памятник здесь, в Итиле. На 2-м хазарском кладбище есть участок… Он сказал, как он называется по- хазарски, но, ты уж извини, я не запомнила. Что-то вроде места героев или еще как-то.
– Проехали, – Реутов и сам не ожидал, что его так заденет. Но накрыло, что называется, не по-детски. С головой.
– Часть твоих фотографий исчезла еще в шестьдесят третьем. У них воры побывали…
– Ясно, – кивнул Вадим.
– Теперь вот что, – Лили явно начала нервничать, но старалась держать себя в руках. – Ты Вадик, оказывается, не родной, а приемный.
– Что?
– Но любить-то они тебя от этого меньше не стали, – положил ему руку на плечо Давид.
– И? – Спросил Вадим, беря себя в руки, потому что, судя по всему, это еще не был конец истории.
– У твоего деда Эфраима был брат – Булчан… И кстати, Реутов это новая фамилия. Александр Борисович сказал, что не знает, что там произошло и почему, но настоящая твоя фамилия – Хутеркинов. Почему поменял фамилию Эфраим неизвестно, но Булчан так и оставался Хутуркиновым.
– Э… – осторожно включился в разговор Давид. – Я тут навел справки в архиве и в библиотеке. Похоже, Вадик, ты из
– А разве их род не прервался? – Чисто автоматически спросил Реутов, помнивший еще кое-что из школьного курса истории.
– Темная история, – развел руками Казареев. – Но только, если это не те Хутуркиновы, то совершенно непонятно откуда вы взялись.
– Постой! – Сообразил вдруг Вадим. – А мать? Про мать что-то известно?
– Александр не знает, – покачал головой Давид. – Он только помнит смутно один давний разговор между Эфраимом и Борисом, ну в смысле, твоим отцом. Что-то весьма мелодраматичное. Типа замужняя дама из столицы, чуть ли не аристократка какая-то. Скандал замяли, и… и все. Больше он ничего не знает или не помнит. Булчан привез тебя в Саркел, и твой отец – он только что женился – взял тебя к себе, в смысле усыновил.
– Час от часу не легче, – совершенно искренне вздохнул Реутов. – Давайте выпьем, а то у меня сейчас мозги от напряжения из ушей полезут.
– Выпьем, – с готовностью согласился Давид и сразу же взял в руку бутылку с вином, чтобы налить дамам. – Тут только две вещи добавить надо и можно эту тему пока оставить.
– Какие две вещи? – Насторожился Вадим.
– Понимаешь, – сказал Давид. – У Булчана, вроде бы был домик где-то в Ярославовом городище. И еще. Уезжая в Новгород, он оставил брату свою фотографию с подписью. Для тебя оставил. Но до войны рассказать тебе не успели. Ну сам понимаешь. А потом стало поздно. Так что фотография сперва перекочевала к твоему отцу, а теперь она хранится у Александра.
– Взглянуть бы…
– Взглянешь, – пообещал Давид, наполняя ормуды водкой. – Лили ее сфотографировала. Вот завтра проявим пленку, и посмотришь.
– Как по-хазарски сказать я тебя люблю?
– Я тебя люблю.
– Нет, не по-русски, а по-хазарски! – Потребовала Полина.
– А черт его знает, – пожал плечами Вадим и улыбнулся. – Я по-хазарски едва поздороваться умею.
– Жаль…
– Эп, – неуверенно сказал Реутов, напрягая память. – Да, точно! Эп… э… сана? йорадап.
– Эп сана йорадап! – Повторил он, хотя и не был уверен, что то, что он сказал, можно считать объяснением в любви.
– Еще раз! – Потребовала Полина, стягивая через голову кофточку.
– Не подходи! – Остановила она Реутова, шагнувшего к ней, и хитро улыбнулась. – Ну!
– Ты сразу скажи, сколько раз повторять? – Спросил он, пытаясь понять, зачем ей это надо.
– А вот сколько тряпочек найдется, столько раз и повторишь. Ну!
– Эп сана йорадап! – Громко сказал Реутов.
– Можно тише, – разрешила Полина, одновременно расстегивая джинсы. – Но с чувством.
– Эп сана йорадап. – Сказал Вадим с чувством, хотя говори он это по-русски, чувства явно вышло бы больше.
– Так, – Полина отбросила джинсы в сторону и завела руки за спину. – Я жду!
– Эп сана йорадап! – Выдохнул Вадим.
– И еще раз…
– Можно я уже подойду?
– Не можно! Я сама к тебе подойду. А пока… Ну!
– Эп сана йорадап!
– Марик…
– Что?
– Ничего, – улыбнулась Зоя. – Это я просто привыкаю.
– Марк, – сказала она через секунду. – А знаешь, тебе Марком лучше.
Он лежал на спине, а она сидела рядом и внимательно изучала его лицо, чего, по мнению Греча, делать сейчас никак не следовало. Тем не менее, он лежал, а она смотрела.
– Ну, вообще-то, я Маркиан, – возразил Марк, пытаясь справится с внезапно пришедшим к нему ощущением конца.
– Маркиан – это что-то Римское, – подумав сказала Зоя, которая то ли не замечала его состояния, то ли просто не желала его 'замечать'.
– Тогда уж Византийское, – усмехнулся Греч, вспомнив про своего тезку императора1, но как-то так, 'вторым планом'. – А вот Марк самое, что ни на есть Римское. Молот, по-латински.
– 1 Маркиан, Флавий – Византийский император в 450 – 457 гг.
– Филолог! – Еще шире улыбнулась Зоя. – Марк – имя греческое, а римляне его у греков переняли. Ну а Маркиан означает сын Марка, его потомок.
– Ну извини, – пожал плечами Греч. – Мы люди темные, землепашцы, стало быть, в академиях не обучались.
– А где обучались? – Совершенно другим тоном спросила Зоя и посмотрела ему в глаза.
– Новочеркасский казачий кадетский корпус, – ответил Марк, как в омут нырнул. – Потом Ивановское офицерское училище, а потом всесам как-то…
– Марик, – сказала Зоя, наклоняясь к нему. – Ну что ты, в самом деле! Ты же не мальчишка какой- нибудь.
– Вот именно.
– Дурак! – Сказала она, и Греч едва не вздрогнул и от того, что она сказала, и особенно от того, как это было сказано.
'Дурак? Возможно…'
Больше она ничего не сказала, а просто нагнулась быстро и плавно, поцеловала в губы и легла рядом, уткнувшись лицом в его плечо.Ни встать – чтобы погасить, например, свет – ни повернуться, Марк теперь не мог. Просто не решился бы. Закрыл глаза и медленно -самым 'естественным' образом – выровнял дыхание, имитируя сон. Делать это Греч умел, если не безукоризненно, то, во всяком случае, неплохо. Лежал, дышал,
