может быть, посмотрел бы на первосвященника вообще другими глазами. Но тут Антипатр остановился. Арета взглянул на него с некоторым недоумением, что вышло невольно. Антипатр же склонил голову перед царем, а затем, медленно подняв ее, сказал:
— О великий властитель, первосвященник считает, что не может более занимать твое драгоценное время, и милостиво просит разрешить ему удалиться.
Арета благосклонно кивнул. Антипатр, тронув первосвященника за рукав (тот испуганно вздрогнул), помог ему подняться. Антипатр снова низко поклонился и проговорил:
— Не разрешит ли великий царь представить ему моих сыновей, Фазаеля и Ирода? Если царь позволит, я приведу их перед заходом солнца.
Арета снова кивнул, еще благосклоннее. Он понимал, что «представление сыновей», которых он видел не раз, только предлог и главный разговор состоится вечером. Когда Гиркан и Антипатр удалились, он, приставив указательный палец к губам, что было у него признаком могучей работы мысли, озабоченно подумал: «Интересно, сколько он сможет предложить?»
У Антипатра было около пятисот талантов[6], четыреста он решил отдать аравийскому царю. Правда, на пятьсот талантов можно было нанять довольно много солдат, по крайней мере из идумеев и самарян, и сформировать не очень большую:, но достаточно грозную армию, чтобы попытаться выбить Аристовула из Иерусалима. Но на формирование и обучение нужно слишком много времени, а его не было у Антипатра. Аристовул тоже не дремал и мог укрепиться еще прочнее. Кроме того, Антипатр опасался, что тот войдет в сношение с римлянами, и оставалось неизвестным, на чью сторону встанет Рим. Но главное состояло не в этом — такую армию, какая была у Ареты, им с Гирканом не сформировать никогда.
Ранним утром, еще до посещения дворца Ареты, Антипатр послал старших сыновей, Фазаеля и Ирода, привезти деньги, что он спрятал еще до бегства из Иерусалима. С сыновьями отправился начальник его телохранителей, единственный, кто знал место, и единственный, кому полностью доверял Антипатр.
Отправились втроем: Ирод и Фазаель верхами, начальник телохранителей правил повозкой. К полудню добрались до места. Начальник телохранителей слез с повозки и огляделся. Ирод и Фазаель невольно огляделись тоже. Место было пустынное, на пятьсот шагов вокруг ни одного деревца, которое бы служило ориентиром.
Начальник телохранителей, по мнению Ирода, был стар, сорока лет, а то и больше, левый глаз поврежден, веко висело безжизненно, кроме того, на лбу глубокий багровый рубец. За все время поездки он не произнес ни одного слова, если братья обращались к нему, отвечал знаками. Ирод был недоволен спутником, — казалось, этот человек мало на что пригоден.
— Ну где? Здесь? — нетерпеливо спросил Ирод, пытаясь поймать блуждающий взгляд странного спутника.
Тот не ответил, продолжая оглядываться, словно не слышал обращенного к нему вопроса. Потом вдруг застыл, приподняв голову, словно нюхая воздух, сделал
несколько шагов вперед, еще… Посмотрел на братьев и, указывая пальцем в землю, сказал:
— Здесь. — То было первое слово, которое они услышали от него. Голос оказался хриплым и негромким.
Фазаель и Ирод подошли. Фазаель присел на корточки, отгреб песок ладонью.
— Ты уверен? Здесь ничего не заметно, просто песок.
Начальник телохранителей не ответил, повернулся
и пошел к повозке. Братья, недовольно ворча, последовали за ним. Все трое вернулись, неся лопаты и кирки. Начальник телохранителей молча начал копать. Братья, высказав свои сомнения — «не то место», «здесь ничего нет», «как ты обнаружил его?» — и не получив ответа, угрюмо взялись за лопаты.
Начальник телохранителей не казался мощным, но он выкидывал по две лопаты песку, в то время как братья — по одной. Работали долго: братья трижды отдыхали, начальник телохранителей — ни разу. Его же лопата первая уткнулась во что-то твердое. Ирод спрыгнул в яму, руками сгреб песок. Это был сундук — небольшой, но очень тяжелый. Он взялся за ручку, но даже не смог сдвинуть его с места. Наконец втроем они вытолкнули сундук из ямы. Фазаель взялся за застежки, желая посмотреть, что там внутри, но начальник телохранителей, наступив ногой на крышку, так на него посмотрел своим единственным глазом, что Фазаель невольно убрал руки. Ирод был взбешен. Он подскочил к начальнику телохранителей и крикнул:
— Тебе известно, что мы сыновья твоего хозяина?!
— Командира, — спокойным голосом поправил его тот и, сняв ногу с крышки, повернулся и медленно пошел к повозке.
Ироду стало стыдно — и за свою вспышку, и за свое поражение. Он сел на сундук, спиной к брату. Фазаель сказал:
— Он много себе позволяет, этот одноглазый.
— Он прав, — неожиданно для самого себя ответил Ирод таким тоном, что брат не решился возразить.
Когда возвращались, он время от времени поглядывал на начальника телохранителей. Тот сидел на повозке, согнувшись и низко опустив голову, — казалось, он дремлет. Его руки и шея, выступавшая из широкого воротника, были похожи на сучья мертвого дерева. Мертвого, но крепкого, как камень, глубоко вросшего в песок.
«Он не слуга, он воин, запомни это!» — думал Ирод, Обращаясь к самому себе, и, чтобы преодолеть стыд, пришпорил коня.
Вечером с отцом отправились во дворец. Четверо слуг несли за ними сундук. Не тот, что они вырыли в пустыне, а другой — с изящными серебряными накладками.
Царь Арета встретил их приветливо, почти по-домашнему. Улыбнулся Фазаелю, потрепал Ирода по плечу, сказал, обращаясь к Антипатру:
— Этот — настоящий воин. Я уже предлагал ему быть в моей армии, теперь предлагаю снова, при тебе.
— Это большая честь для нашей семьи, великий царь, — отвечал Антипатр. — Завтра же я пришлю его тебе. Скоро мы сможем увидеть, каков он в сражении.
На лице Ареты выразилось недоумение:
— О каком сражении ты говоришь?
— О том, которое ты соизволишь назначить, — сказал Антипатр и поклонился, пряча глаза.
Ответ Антипатра показался Арете двусмысленным, но не в его правилах было переспрашивать. Он промолчал, только чуть сведенные к переносице брови выдавали легкое недовольство. Антипатр сделал знак, и слуги внесли сундук. Он увидел, как загорелись глаза Ареты, и тут же попросил разрешения удалить сыновей. Арета кивнул. Фазаель и Ирод вышли. Антипатр откинул застежки и поднял крышку сундука: он был доверху наполнен серебром. Арета посмотрел на Антипатра. Антипатр сказал:
— Великий царь, у бедного изгнанника так мало людей.
Он сделал паузу, а Арета шагнул к сундуку и, запустив
туда руку, спросил, не оборачиваясь:
— Зачем тебе воины? Ты мой гость, и пока я жив, никто не посмеет причинить тебе вреда. — При этом он шевелил пальцами, перебирая глухо звенящие монеты.
— Да продлят боги твою жизнь вечно, великий царь! — с чувством воскликнул Антипатр и продолжил уже другим тоном: — Я говорю не о воинах, а о слугах.
— Тебе не хватает слуг? — удивленно обернулся к нему Арета.
— Мне не хватает людей, чтобы перевезти двенадцать таких сундуков.
— Двенадцать? — переспросил Арета, и глаза его блеснули еще ярче.
— Всего только двенадцать, — со вздохом проговорил Антипатр. — Это все, что у меня осталось. Но я боюсь потерять и их. Я хотел бы просить твоего разрешения перенести их во дворец. Но сундуки такие тяжелые, а у меня так мало людей.
— Не беспокойся, я дам тебе людей. Столько, сколько понадобится, — великодушно кивнул Арета и снова запустил руку в монеты.
— И солдат для охраны?
