запросто.
И незачем пытаться дать гостям какую-то оценку, исходя лишь из их внешнего вида и поведения. Если в дебрях Рыжего леса бродит шумная команда разношерстных парней с самым разным оружием, безбоязненно подсвечивая себе дорогу фонарями, кто-то идёт в противогазе, а остальные с открытыми лицами и ещё умудряются курить — то это как понимать? Компания может производить впечатление дурных новичков, но не стоит забывать о том, в каком месте они находятся и через что им так или иначе пришлось пройти, чтобы выжить хотя бы к этому моменту. Может, за плечами у каждого по паре десятков жмуров на счету и ни единой царапины.
Прижавшись щекой к земле, Фармер старался не смотреть на свет, чтобы не потерять остроты ночного зрения. Они с Уотсоном находились на чужой территории. Кто раздавал границы и по каким принципам, не имело никакого значения. Проваливай отсюда, сталкер, это наша земля. Почему наша — не имеет значения. Мы первые сюда пришли, мы сильнее, нам так хочется, нам так нравится. А не согласен, так получи девять граммов свинца. Фармер находился в Зоне всего вторую неделю, но уже вполне отчётливо понимал, что она жила по законам огромной детской песочницы. Налёт цивилизованности на южных территориях был не более чем аристократической игрой, попытками создать видимость присутствия неких «наших», с которыми спокойнее было бросаться камнями через забор. И главное — делать всё с серьёзным лицом. К северу от «Ростка» игры были ещё более детскими, а потому и более опасными. Здесь не могло быть иных забав, кроме как стукнуть лопаткой по голове любого пришельца с юга. Селиться в Рыжем лесу могли разве что изгои, дезертиры с Барьера и «Монолита», отшельники и аутсайдеры, для которых даже пребывание наедине с собой являлось слишком шумной компанией, от которой хотелось сбежать. Зона могла позволить себе Доктора, но не Психиатра. Местный контингент воздержался бы от платы за доверительную помощь или заботу, а за попытку поставить справедливый диагноз мог и пристрелить. Раны в психике, шрамы на душе — не та категория отпечатков былых сражений, которые украшают мужчину. Так что подавляющая часть населения Зоны оставалась безнадёжно больной.
Компания ушла в направлении Милитари. Фармер перевернулся на спину, глядя в чёрное, как смола, небо без единой звезды. Может, и хорошо, что после выброса всё заволокло сплошными тучами. Днём не так жарко, ночью можно двигаться увереннее, зная, что тебя не заметят, если не станут искать или если не сделаешь глупую ошибку.
— Потерял чувствительность к темноте? — спросил Уотсон, кладя себе под язык кубик сахара. — Поищи в карманах рафинад, повысит остроту зрения.
— Наверное, надо переключаться на ночники, — высказал мнение Фармер.
— Зачем они нам в спокойных условиях? Батареи вмиг посадим.
— Мы на время. Доберёмся до следующего привала и выключим.
Уотсон снова посмотрел на экран, прикрывая свечение ладонью и сверяясь с картой.
— Я возражаю, — сказал он. — Снова чувство темноты потеряем, а местность перед нами чистая, ровная. На ту компанию никто не напал — стало быть, мутантов нет. Давай, ползём дальше.
Фармер не стал спорить. Привстав, он начал движение, пригибаясь к земле и используя винтовку как вспомогательный вес. Уотсон бесшумно двигался следом.
— Стой, — шепнул Уотсон.
— Что? — спросил Фармер, сразу остановившись.
— Впереди треск.
Продолжая стоять на месте, Фармер изо всех сил вгляделся вперёд. Он напряг слух, стараясь выловить из тишины хоть что-то. Впереди ничего не было.
— Тебе показалось, — сказал он.
— Нет.
— Хочешь, иди первым.
— Нет. Ты прав, там, должно быть, ничего нет.
Не выдержав, Фармер снял капюшон и надел на голову ночное видение. Мир мигом окрасился в зелёный цвет, хотя Рыжий лес от этого даже близко не стал напоминать нормальный.
— Вперёд, — сказал Фармер, сделав несколько шагов. Он прислонился к древесному стволу, глядя в пространство между кустами, думая, обрубить их или попытаться перелезть так.
Дерево повернулось и схватило его за горло.
Издав рефлекторный хрип, Фармер схватился за ветку, затем попытался стукнуть живой ствол прикладом бельгийской винтовки. Точным ударом дерево выбило FN-2000 из его рук. Уотсон уже поднимал собственное оружие, но монстр толкнул Фармера на него, и оба сталкера упали.
— Ну вы и бакланы! — проговорило дерево грубым басом. Несмотря на тишину, слова были хорошо различимы. — Вас что, только вчера с горшков подняли?
— Бергамот? — изумлённо произнёс Фармер, всё ещё механически пытаясь вытащить из плаща «карабинер», ремень которого запутался в маскировочной сетке.
— Он самый, — подтвердило дерево. Стащив с себя колпак, оно приобрело знакомые очертания головы пожилого проводника. — Фонарь не включайте, чтобы я не подумал, что вы полные дебилы. И перестань дёргать дробаш, сядь и распутай нормально. А лучше сетку перережь и пристрочи заново.
Уотсон встал на ноги.
— Ты тот торговец из Бара, верно? — спросил он. — Фармер рассказывал.
— Я не торговец, — опроверг Бергамот. — Я проводник.
— Бывший проводник?
— Проводники бывшими не бывают. И больше никогда не обижай меня такими словами.
— Виноват, — сказал Уотсон вполне искренне. — Что ты тут делаешь?
Бергамот подошёл поближе. Теперь стало ясно, что его схожесть с деревом обусловливалась всего- навсего раскраской и маскировочной сетью. И особенность раскраски заключалась в том, что ничего особенного в ней на самом деле не было. Проводник не жаловал расцветки экзотического дизайна, столь популярные в Зоне и порою превращающие сталкеров в стаю клоунских попугаев. Его камуфляж представлял собой точную имитацию дерева Рыжего леса. Штаны и торс изображали среднестатистический, покрытый корою ствол, ботинки были неотличимы от вросших в землю корней. На рукавах крепились настоящие ветки, которые могли сдвигаться назад со стороны локтей. Достигавший полуметра в высоту колпак мог откидываться назад и спадать на спину, так что в положении лежа Бергамот напоминал валежник или, скорее, кучу хвороста. Ещё один сук висел на спине — как оказалось, это был автомат Калашникова, который в собственном камуфляже запросто мог выиграть приз на ВДНХ в сугубо растительной номинации.
— Когда ваши кореша стали шушукаться в Баре, мне всё стало ясно. — Бергамот поправил перчатку. — Снова вечный зов Припяти. Но что-то в этот раз вы меня растревожили. Не сиделось мне в четырёх стенах. Вот я и решил вылезти, как в старые добрые времена, и сопроводить на север того, кому эта помощь может понадобиться.
— Нам не нужна помощь, — стал отрицать Фармер.
— Послушай меня, ты, приклад от клинящей винтовки. Я нашёл вас, не зная ровным счётом ни хрена о том, кто именно отделился от «Долга» и идёт в Припять, в каком количестве, с каким снаряжением и зачем. На своём пути вы наследили настолько паршиво, что я крепко задумался, стоит ли мне вообще выручать подобных смертников. Сломанная ветка, продавленная земля, срезанные кусты — вам мало? С бригадой гопников вы сразиться сумеете, допустим. Вот только чтобы вас положить, она не понадобится, достаточно будет одного следопыта, которых у наёмников, чтобы вы знали, полно.
— Не надо так, — сказал Уотсон. — Мы прошли достаточно далеко для первого раза.
— Прошли? Вы мне говорите, что прошли далеко? Вы не подумали, почему ни одна тварь вас не выследила до сих пор? Да я пока за вами топал, трёх собак ножом положил, которые бодро неслись по вашим следам, размахивая кривыми хвостами. А также одного кровососа, на что мне пришлось уже потратить патроны. Хорошо, что я пользуюсь только самодельными, собственными руками на станке выточенными и в мастерской забитыми. В последний час вы своим поведением разогнали мне сон, хоть какая-то польза. Я вас обгонял два раза, чтобы разведать, что там впереди, — не кидать же вас в аномалию, в конце концов. В первый вы проползли мимо меня — один слева, другой справа, как щенки слепые. Я уже и деревом стоял в местах, где их не бывает в принципе, и всё равно вы ничего не поняли.
