между собой, причем о вещах, о которых она не имела никакого представления, нарочно, как она не сомневалась, избегая всего, что могло бы ее заинтересовать.
Наконец, когда она уже не могла бороться с зевотой, а графины с портвейном и ликерами наполняли рюмки не менее шести раз, поезд остановился.
Славонский посол встал, отогнул бархатную занавеску и воскликнул:
— Манский перевал! Быстро доехали! Никак не думал, что мы будем у границы так скоро.
Хионе это время казалось нескончаемо долгим, и она подумала, что им его скрасили еда и напитки.
А потому она очень обрадовалась, когда леди Боуден сказала:
— Мне кажется, нам пора удалиться и дать возможность ее высочеству немного отдохнуть. Завтра ей предстоит долгий день.
— Совершенно верно, — согласился славонский посол. — Ваше высочество, мы тронемся в восемь часов и прибудем в столицу перед полуднем. Его величество будет нетерпеливо ожидать вас на вокзале с премьер-министром и другими членами правительства.
Он помолчал и добавил:
— Возможно, вам придется сказать несколько приветственных слов, но полагаю, его величество поблагодарит всех за вас, и вам останется лишь улыбаться ему и выслушивать представления с достоинством и, надеюсь, с удовольствием.
Вновь он говорил с ней точно с новобранцем. Хионе очень захотелось так ему и сказать, но она ответила спокойно:
— Благодарю вас за предупреждение, а теперь, как сказала миледи Боуден, я устала и была бы благодарна, если бы ко мне прислали мою камеристку, чтобы я могла лечь спать.
После этого им пришлось уйти, и ей показалось, что кое-кто из министров с сожалением оглянулся на еще полные до половины графины.
Впрочем, лакеи тут же их унесли, и, выслушав несколько совершенно ей не нужных пожеланий доброй ночи, она осталась одна.
Хиона отдернула занавеску на окне и увидела, как и ожидала, что они находятся высоко в горах, чьи вершины темными силуэтами рисовались на фоне звездного неба.
Тут в вагон поспешно вошла ее камеристка Мизра со словами:
— Ваше высочество, наверное, очень устали. Время уже позднее.
— А который час? — спросила Хиона.
— Почти полночь, ваше высочество.
Хиона вздохнула.
— Я так и думала, но они пили и пили.
Мизра засмеялась.
— Мы всегда так говорим о немцах, — сказала она. — Пьют! Пьют! Пьют!
Вдруг, словно спохватившись, она прижала ладонь корту.
— Простите, ваше высочество, мне не следовало говорить так.
— Я хотела бы сразу объяснить, — сказала Хиона. — Если вы останетесь при мне, а я надеюсь, что так и будет, нам следует быть откровенными друг с другом. Вам совсем не нужно беспокоиться, что вы скажете что-нибудь лишнее или не так. Я хочу, Мизра, чтобы вы говорили все, что вам нравится, и я буду рада. Я ценю откровенность. Я знаю, что могу быть откровенной с вами, что вы никому не расскажете.
К ее удивлению, Мизра опустилась на одно колено и поцеловала ей руку.
— Ваше высочество, вы так прекрасны! Я чувствовала, что английская принцесса должна быть именно такой. Я очень, очень горда, что служу вам.
— Благодарю. — Хиона была растрогана. — А теперь, Мизра, помогите мне раздеться, потому что иначе я не проснусь до восьми часов, когда мы поедем дальше.
Они прошли в спальню, и Хиона сняла прелестное платье, которое надела к обеду.
Мизра помогла ей облачиться в обычную рубашку и атласный пеньюар, потому что она опасалась, что в горах будет холодно.
Однако холод оказался не таким уж сильным, а она не сомневалась, что в Дюрике, расположенном в долине, будет даже жарко.
Она уже решила, что надеть для встречи со своей новой страной.
Все туалеты, выбранные для нее матерью, были безупречного вкуса и очень красивы, так как оплачивала все королева Виктория, и они могли ничем себя не ограничивать.
Мизра расчесывала волосы Хионы, пока в них не затрещали электрические искры, а тогда с низким реверансом сказала:
— Могу ли я еще чем-нибудь услужить вашему высочеству?
— Нет, благодарю, мне ничего не нужно, — ответила Хиона.
Она уже предупредила, что пока не будет ложиться, потому что хочет, оставшись одна, поглядеть на горы и помолиться на ночь, глядя на них.
У нее возникло ощущение, что так ее молитвы вернее вознесутся к Престолу Божию, чем если она прочтет их в постели.
— Тогда я пожелаю вам спокойной ночи, ваше высочество, — сказала Мизра. — Да хранят ангелы ваш сон.
— Конечно, они будут хранить его, — ответила Хиона. — А может быть, их зашита потребуется мне и завтра в случае, если на меня нападет Невидимый.
Она сказала это обдуманно, чтобы посмотреть, какое действие ее слова произведут на славонку Мизру.
Но она не ожидала увидеть на лице камеристки глубокий ужас, не ожидала, что та прижмет руки к сердцу, словно защищаясь от удара.
— Что… ваше высочество… знает о… о Невидимом? — нерешительно спросила Мизра секунду спустя.
— Очень мало, — ответила Хиона. — И я хотела бы услышать от вас побольше.
Ужас Мизры сменился паникой.
— Говорить о нем в вагоне его высочества опасно, ваше высочество. Очень, очень опасно. В другой день, в другое время, но не здесь!
Она почти застонала, осенила себя крестным знамением, сделала еще один реверанс и выскользнула за дверь спальни. Хиона услышала, как она пробежала через гостиную и притворила за собой дверь королевского вагона.
Хиона знала, что после остановки к дверям вагонов были приставлены деревянные ступеньки для удобства тех, кому потребовалось бы выйти или войти.
Теперь справа и слева от ступенек стояли часовые.
Хиона задумалась о странном поведении Мизры. Однако с удовлетворением заключила, что камеристке известно про Невидимого, и рано или поздно она уговорит ее рассказать все.
— Словно интрига в романе, — сказала она вслух и собралась отдернуть занавески на окнах, когда сообразила, что тогда ее можно будет увидеть снаружи.
Поэтому она открыла дверь и вошла в гостиную, где горел только ночничок, погасила его и только тогда отдернула занавески.
За стеклами она различила скалистые склоны над перевалом, деревья у их верхнего края, а еще выше — прекрасные гордые пики на фоне звезд.
Но окно ограничивало кругозор, и она увидела меньше, чем ей хотелось бы.
Понимая, что поступает неосторожно, она вышла из гостиной в небольшой тамбур и открыла дверь над неровной каменистой площадкой — платформы здесь, в высшей точке перевала, как она догадалась, не было.
Часовые отошли от ступенек, но все еще стояли смирно с винтовками в руках спиной к ней.
Оберегают ее, подумала она с легкой улыбкой, от скал и деревьев — ведь больше вокруг ничего не было видно.
Из двери вагона ей открылся великолепный вид не только на пики над перевалом, но и на панораму
