Наставницы не изменился. Всё тот же аскетизм обстановки, преобладающие тёмно-серые и чёрные тона, неяркое рассеянное освещение и занимающий почётное место на рабочем столе мощный общеСетевой терминал. Ещё до того, как сесть на своё место, Анжи универсальным щелчком пальцев отдала команду автоматике кабинета. Из стены, на ходу разворачиваясь в рабочее положение, выехали сервировочный столик и изящный ажурный стул; из раскрывшейся ниши вылетели и опустились на столик несколько тарелок и пара высоких керамических сосудов. Анжи пролевитировала их с небрежностью, свойственной разве что профессиональным фокусникам.
– Располагайся, – сказала она, почти ложась в своё кресло, послушно вытянувшееся и опустившееся. – Оххх! Что-то устала я в последнее время…
Клаус решил проигнорировать последнюю реплику, сел и принялся за еду.
Несколько минут прошло в молчании. Клаус заметил: Анжи не просто для вида ковыряется в содержимом своей тарелки, а действительно ест. С видимым удовольствием и много. Похоже, насчёт того, что проголодалась, она тоже не соврала.
А если так – врала ли она вообще?
Неуютное предположение…
– Так.
Клаус вздрогнул и замер. Словно не заметив его реакции, Наставница сказала:
– Главная тема повестки дня: ты хочешь остаться в Группе?
– Можно подумать, – буркнул Клаус, прожевав остатки салата, – у меня есть выбор.
– Выбор есть, – не согласилась Анжи. – Умение блокировать сенс у тебя останется навсегда, а с ним вполне можно жить среди лайтов.
– Да ну?
– Можно-можно. Лайтом тебе, конечно, не бывать, но и минусов положения шейда терпеть тебе не придётся. А непохожесть – в определённых пределах – лайты вполне способны принять без отторжения.
– Да ну! – повторил Клаус. – Вы сами-то верите в это?
– Не 'верю', а знаю. Твой печальный опыт не показателен. С кем ты имел дело? Со своими сверстниками да с родителями. Но ведь и те, и другие печально нетерпимы. Как правило, родители стараются превратить детей в свои косметически улучшенные подобия, а сверстники строго следят за монолитностью стаи. Особенно этим озабочены мальчишки в период полового созревания. Они куда нетерпимее взрослых. Неважно, хуже ты, лучше или просто другой – высмеют и оттолкнут. Сколько раз я такое видела…
Внезапно по коже Клауса, как табун паучков с ножками-иглами, промчалась дрожь. Под ноту безошибочной догадки:
'А ведь ребёнком она и сама была не такой…'
– Итак: ты остаёшься? Или уходишь из Группы?
– Остаюсь.
– Рада слышать. Тогда вопрос второй: ты боишься нового погружения? Честно. Подумай, прежде чем отвечать.
– А тут и думать нечего, – медленно ответил Клаус. – Боюсь, конечно. Дураком бы я был, если бы не боялся.
– Молодец. – Глаза Анжи блеснули. – Ты очень правильно смотришь на вещи. Кое-кому осознать реальность не помогает даже визит в гости к 'овощам'… впрочем, у тебя теперь есть очень личный опыт по этой части.
– А кто такие 'овощи'?
– Ты хочешь их навестить? – сощурилась Анжи.
– Н-нет.
– Ну и правильно.
Наставница обмякла в своём удобном кресле, опустив голову.
– Ничего в 'овощах' нет интересного. Один только ужас. Физиологический. Представь себе на секундочку полностью здоровые тела – три штуки – которые лежат в своих хирургических сетках и никогда не встанут. Эти три тела – мой негасимый стыд. И самый глубокий страх. Я дважды вплотную подходила к превращению в 'овощ'. Давно это было, но… – Пауза. Вздох. – После первого раза я стала упражняться в искусстве убивать сенсом. После второго – нашла мастера Кэндзабуро и уговорила давать мне уроки.
'Убивать сенсом'.
Содрогнувшись, Клаус мудро решил воздержаться от вопросов про уроки 'мастера Кэндзабуро'. Кем бы он там ни был. И чему бы ни учил.
– Сейчас, – подняла голову Анжи, – мы имеем системы безопасности, которых не имели в самом начале. Сейчас мы умеем стопроцентно реанимировать тех, кто по неосторожности или случайности всё-таки умер в погружении. Даже больше: не только реанимировать, но и реабилитировать. Но тебе я скажу одну простую вещь: страдание, страх, боль и смерть – короче говоря, подлинная опасность – всё ещё остаются наилучшим катализатором эволюции сознания. Не единственным, к счастью… но, к несчастью, самым эффективным.
– Кто не садится на коня, тот не выигрывает скачек?
Наставница кивнула. То, как небрежно использовал Клаус поговорку, бытующую на Седом Взморье, от неё не укрылось.
После неловкой паузы, поколебавшись, Клаус всё-таки спросил:
– Зачем вы рассказываете мне всё это?
Анжи иронично подняла одну бровь.
– Зачем? Чтобы знал. Системы безопасности, о которых я говорила, запрограммированы на случайные отключения. Примерно одна десятая всех погружений проходит вообще без страховки. И ещё процентов двадцать – с урезанными параметрами программ безопасности. Ты остаёшься в Группе. Ты будешь погружаться. Значит, должен осознавать риск.
– А другие знают, что рискуют? Лим, Рокас? Алия?
– Все старички знают.
'Вот как'.
– Значит, это был 'вступительный экзамен'? – тихо стервенея, спросил Клаус. – Проверка?
Анжи резко выпрямилась.
– За один лишь тон мне следовало бы излупить тебя до полусмерти. Радуйся, что ты не в моей весовой категории. Вынь мозги из той дыры, куда ты их слил! Как бы я потом работала с вами, обормотами, если бы устраивала такие 'проверки'? Да я бы просто уважать себя перестала, если бы… – замолчав, Наставница крепко зажмурилась и вздохнула. Когда она снова посмотрела на Клауса, тот невольно сжался. – Нет. Экзамен ты сдал, но экзаменатором была не я.
– А кто?
– Случай. Стечение обстоятельств. Судьба. Называй, как тебе больше нравится.
Почти без паузы, обыденным тоном Анжи добавила:
– А теперь сними блоки. Я должна посмотреть, что с тобой случилось.
9
– Нет!
Наставница вздохнула.
– Давай-ка я поупражняюсь в дедукции, а ты меня поправляй, если что. Алия думала, что Всадник похитил тебя ради Ключей. Сама я тоже так думаю. Это верно?
Клаус кивнул.
– Хорошо. Теперь о фактах. Когда я и Эмо вошли в комнату, где всё произошло, ты лежал на кровати, а
