Проезжая мимо дома по направлению к выездной аллее, он с удивлением увидел Магнуса, стоявшего на нижней ступеньке веранды.
- Доброе утро! - окликнул его Пресли.- Что так рано?
- Доброе утро, Прес, голубчик!
Магнус подошел и, положив руку на холку лошади, пошел рядом.
- Едешь в город? - спросил он.
- Да, сэр. Не будет ли у вас каких-нибудь поручений?
Магнус достал из кармана конверт, запечатанный сургучом.
- Не мог бы ты зайти в редакцию «Меркурия»,- сказал он,- увидеться с мистером Дженслингером и лично передать ему этот пакет. Здесь бумаги, но они стоят много денег, так что будь осторожен. Несколько лет назад, когда мои отношения с мистером Дженслингером были лучше, мы с ним вели вместе кое-какие дела. Теперь же, когда мы принадлежим к враждебным лагерям, я решил дела закончить и порвать с этим человеком всякие отношения. Недавно мы закончили все расчеты. Это последние бумаги. Пожалуйста, Пресли, передай их ему лично. Понимаешь?
Пресли пустил лошадь легким галопом, свернул на шоссе и поехал на север мимо огромной водонапорной башни и шеренги тополей на ранчо Бродерсона. Проезжая мимо заведения Карахера, он увидел на пороге владельца и помахал ему рукой; тот помахал в ответ.
Постепенно Пресли изменил свое мнение о Карахере. К своему великому изумлению, он узнал, что Карахер знаком с сочинениями Милля и Бакунина, хотя черпал свои познания не из книг, а из отрывков и цитат, приводимых в анархистских журналах, на которые неизменно подписывался. Не раз им случалось поговорить по душам, и из уст самого Карахера Пресли услышал страшную историю смерти его жены, нечаянно убитой агентами полиции во время демонстрации забастовщиков. И это в глазах Пресли сообщало хозяину кабачка трагический ореол. Он не мог осуждать Карахера за то, что тот стал «красным». Он даже удивлялся, что тот не проводит свои теории в жизнь и не мстит за свою обиду посредством «начиненного динамитом отрезка газовой трубы». Карахер представлялся Пресли человеком яркой индивидуальности.
- Погодите, мистер Пресли,- сказал как-то Карахер. когда поэт стал возражать против его радикальных взглядов.- Вы еще не знаете, что такое железная дорога. Присмотритесь к ней получше, понаблюдайте за ее деятельностью и вы сами придете к тому же убеждению.
Было около половины восьмого, когда Пресли подъехал к Боннвилю. Деловая жизнь в городе только начиналась: он сдал на почте свою рукопись и поспешил в редакцию «Меркурия». Дженслингера, как он и предполагал, еще не было, но сторож дал ему домашний адрес редактора, и Пресли застал его за завтраком. Пресли сухо поздоровался с Дженслингером и наотрез отказался от предложенного ему виски. Вручив пакет Магнуса, он удалился.
Ему вдруг пришло в голову, что нехорошо явиться в Кьен-Сабе в день рождения Хилмы с пустыми руками; выйдя от Дженслингера, он направил лошадь в центр города и остановился перед ювелирным магазином как раз в ту минуту, когда приказчик открывал ставни.
В ювелирном магазине он купил брошку для Хилмы, а в табачном киоске при гостинице - коробку превосходных сигар, слишком поздно сообразив, что хозяин Кьен-Сабе курить их ни в коем случае не станет, поскольку курил он в пику всем только сигары черного, дерущего горло табака с примесью каких-то трав, которые в Гвадалахаре продавали три штуки за пять центов.
Пресли приехал в Кьен-Сабе с опозданием против назначенного времени почти на полчаса, но, как он и ожидал, никто еще не был готов. Линейка стояла под деревом возле дома, лошади были накрыты белой сеткой от мух, а Вакка дремал на козлах. Хилма и Сидни готовили бутерброды на заднем крыльце. При виде его Сидни так и запрыгала от радости, растрогав Пресли чуть ли не до слез. Миссис Дайк нигде не было видно, а Энникстер брился у себя в спальне. Намыленное лицо его появилось в окне; он взмахнул рукой, в которой держал бритву, приглашая Пресли в дом.
- Заходи! - крикнул он.- У нас еще никто не готов. А ты что это спозаранку?
Пресли вошел в спальню, твердо ступая по застланному циновкой полу и позванивая своей огромной шпорой. Энникстер был в одной рубашке - без воротничка, жилета и пиджака; голубые шелковые подтяжки свисали по бокам, волосы были взъерошенм вихор на макушке торчал упрямее, чем всегда.
- Очень рад тебя видеть, дружище,- сказал Энникстер.- Нет уж, давай без рукопожатий, а то я весь в мыле. Бери стул, садись. Я сейчас.
- Мне казалось, что в приглашении указывалось десять,- заметил Пресли, усаживаясь на край кровати
- Написать-то я написал, да…
- Да не всякому написанному верь? - пошутил Пресли.
Энникстер добродушно хмыкнул, повернулся и стал править бритву. Пресли неодобрительно посмотрел на его подтяжки.
- И почему это,- заметил он,- стоит человеку жениться, и он тут же покупает себе голубые подтяжки, да еще шелковые! Вдумайся-ка! Жеребец Энникстер в шелковых подтяжках небесно-голубого цвета! Тебе куда больше пошел бы ремень, утыканный гвоздиками.
- Болван! - сказал Энникстер, считавший крепкое слово самым надежным аргументом.- Ты лучше,- сказал он, держа бритву на отлете и головой показывая отражению Пресли в зеркале, куда смотреть,- оглядись по сторонам. Недурна комнатка, а? Мы ведь весь дом обставили заново. Все покрасили - видал?
- Да, это я уже заметил,- ответил Пресли, еще раз окидывая комнату взглядом. Он воздержался от критики. Энникстер так по-детски гордился новым убранством своего жилища, что грешно было бы вывести его из блаженного заблуждения. Пресли смотрел на всю эту роскошь массового производства, на нарядную бронзовую кровать с веселеньким пологом, на умывальник фабричной работы с фаянсовым кувшином и тазом в зеленых и красных ослепительно-ярких тонах, на литографии в плетеных соломенных рамах, изображающие символические женские фигуры; на нелепые белые с золотом стульчики на паучьих ножках, на шар из шелковой китайской бумаги, свисавший с газового рожка, на метелки пампасской травы, в художественном беспорядке раскиданные по стене, и среди всего этого две немыслимые картины, писанные маслом, в багетных рамах до того золотых, что больно было смотреть.
- А как тебе мои картины, Прес? - спросил Энникстер с некоторой робостью.- Я ведь в них не разбираюсь. А писал их трехпалый китаец из Монтерея и продал мне за тридцать долларов вместе с рамами. Мне кажется, что за одни рамы стоило бы тридцать долларов отдать.
- Безусловно,- подтвердил Пресли; ему не терпелось переменить тему.- Жеребец! - сказал он,- я слыхал, что ты приютил миссис Дайк и малявку. Знаешь, по-моему, это очень хороший поступок.
- Э, чепуха, Прес! - пробормотал Энникстер, снова принимаясь за бритье.
- Ты меня не проведешь, дружище,- продолжал Пресли.- Я ведь уверен, что ты устраиваешь этот пикник не только ради своей жены, ты делаешь это для миссис Дайк и малявки, хочешь развлечь их не множко, повеселить.
- Да ну тебя!
- И это очень хорошо с твоей стороны, я рад за тебя не меньше, чем за них. Было время, когда ты бросил бы их на произвол судьбы и думать о них забыл бы.
Я не хочу вмешиваться не в свое дело, но должен сказать, что ты изменился к лучшему и, мне кажется, я знаю почему. Она…- Пресли перехватил взгляд приятеля и прибавил серьезно: - Она очень хорошая женщина, Жеребец.
Энникстер резко обернулся, было видно, что он покраснел под мыльной пеной.
- Прес,- воскликнул он,- она сделала из меня человека! Что я был раньше - машина какая-то, и если кто-то - все равно кто, мужчина, женщина или ребенок
вставал мне поперек дороги, я прямо так по ним и ступал, и мне даже в голову не приходило, что можно и о других подумать, не только о себе. Но стоило мне понять, что я люблю ее, я как в раю очутился, и с той минуты проникся добрыми чувствами ко всем окружающим, и мне захотелось каждому помочь. И я понял, что человек не может жить только для себя, так же, как не может жить один. Он должен думать о других. Если Господь наградил его разумом, пусть думает о тех, кто разумом обделен, а не гонит их взашей только потому, что они глупее его; а есть у него деньги,- пусть помогает тем, у кого нет ни гроша за душой а если у него есть дом, он должен подумать о том, кто остался без крова. С тех пор как я полюбил Хилму, я на
