тяжких телесных повреждений.
Демин догадался, что это шутка. Вот такие шутки у нас и были в последнее время – невеселые.
– Жалко, что меня рядом не было, – мрачно добавил он. – Иначе я размазал бы этого гада по асфальту.
Помолчали.
– Значит – всему конец? – спросил Демин.
– Чему именно?
– Нашей работе над последней программой. Все развалилось. Мы потеряли последнего оператора. Загорского ведь тоже не выпускают. Меня вчера в очередной раз вызвали в прокуратуру, и мой собеседник так обмолвился, что я понял, дела Альфреда – швах. Не по самсоновскому делу, что-то ему другое лепят, а раз уж решили, то прилепят обязательно. Большие мастера.
Я услышал, как Демин вздохнул.
– Я и в мыслях не держу, что программа не будет отснята, – сказал я. – Кожемякин успел подобрать операторов, трое у нас есть – хватит.
Не столько для Демина я это говорил, сколько для слышавшей меня Светланы. Мне показалось, что она, как и Демин, подсознательно поставила крест на наших планах. За одно это я готов был растерзать ненавистного мне Кожемякина.
– Никаких изменений в наших планах! Сегодня я встречаюсь с нашим героем! Завтра или послезавтра – съемки!
– Я готов! – доложил Демин.
На том и расстались. Я положил трубку.
– Ты действительно веришь, что мы сможем отснять все как надо? – спросила Светлана.
– Никаких сомнений! – отрезал я. – Ты поедешь со мной к этому Виктору.
Я хотел заразить ее своей уверенностью. Она качнула головой, показывая, что никуда не поедет, но по ее глазам я видел, что что-то в ней оживает Так, наверное, из комы выходят к жизни. Не каждому дано. На нее за последнее время обрушилось столько горя, сколько другим не достается за долгие годы. И все, что ее держало, – память о Самсонове. Мы обязательно должны отснять последнюю программу, иначе Светлана сломается.
Я отправился в Замоскворечье. Виктор был дома. Открыв дверь и увидев меня, он заметно поменялся в лице. Отступил на шаг и сказал дрогнувшим голосом:
– Проходите!
– Вы один?
– Так точно! – четко ответил он.
Как рапорт отдавал. Я прошел в комнату, сохраняя строгое и значительное выражение лица.
– Пришло время поговорить откровенно, – сказал я.
Виктор с готовностью кивнул, и я понял, что он все прошедшие дни ждал этого разговора.
– Мы получили подтверждения вашей судьбы. Только тем, что мы ждали этого подтверждения, и объясняется задержка. Вы действительно император Павел Первый, сын Екатерины Второй и Петра Третьего.
Я порывисто обнял Виктора. Кажется, он дрожал. Естественно – не каждый день вы получаете подтверждение своей прежней жизни. Той, которая была когда-то давно и которую вы помните очень смутно, как давний сон.
– Вас там ждут, Ваше величество!
– Где? – севшим голосом уточнил Виктор.
– На троне. Трон пуст. В стране разор и запустение. Вы должны вернуться.
У Виктора задрожали губы, но он справился со своей минутной слабостью и с готовностью кивнул, хотя вряд ли понял, о чем идет речь.
– Займите ваше законное место, Ваше величество!
Его глаза полыхнули огнем. Всю жизнь ему было плохо и неуютно, и он знал поэтому, что живет не свою жизнь, чью-то чужую, и мечталось вернуться туда, где было хорошо. Это место – где хорошо – другие ищут, перемещаясь в пространстве. Виктор знал, что это ошибка. Не в пространстве, а во времени прокладывал он вектор своего движения. Над ним смеялись и называли чудаком, а он верил – и вот дождался.
– Завтра! – пообещал я. – Я заберу вас, и мы поедем в наш центр.
– Это где?
– Увидите. Оттуда вы шагнете в свою прежнюю жизнь.
Мне было интересно, вспомнит ли он о своей супруге. Пока молчал. Наверное, шок был слишком силен.
– А по поводу ваших соседей вы были правы, – сказал я. – Мы навели справки. Они действительно служили в органах, в железнодорожном отделе.
Виктор посмотрел на меня так, словно хотел сказать: «Я же вам говорил! А вы не верили!» Он вовремя вспомнил, наверное, что лично я никогда не оспаривал его утверждений, и промолчал.
– Но им – ни звука! – предупредил я. – Могут помешать. У них достаточно сил для этого.
Мой собеседник с опаской покосился на стену, за которой проживали коварные соседи.
– А Вера?
Вспомнил все-таки.
– Она не должна быть в курсе. Возможно, мы отправим ее следом за вами, когда получим подтверждение ее судьбы.
– Она – тоже?
– Что – «тоже»? – не понял я.
– Голубых кровей.
– Проверяем, – веско сказал я. – Недели две еще этим будем заниматься, не меньше.
Виктор развел руками – вам, мол, виднее. Я поднялся со скрипучего стула.
– Вы уходите? – встрепенулся мой собеседник.
– Пора. Я приеду на вами завтра. В девять.
Он проводил меня до дверей и при прощании с чувством пожал мою руку. Я готов был его расцеловать, потому что уже понял, что наша завтрашняя съемка безусловно удастся. Уникальный тип. Просто не верится, что такие существуют.
– До свидания! – сказал Виктор.
Я многозначительно взглянул на него и кивнул на прощание.
Глава 47
Павильон, в который мы привезли Виктора, не мог не поразить его воображения. Здесь был оборудован «секретный научный центр», который стараниями нашего дизайнера был очень похож на рубку управления космического корабля. Вдоль стен тянулись белоснежные панели со множеством тумблеров и мигающих лампочек, в дальнем углу стоял на хромированном треножнике подсвеченный изнутри стеклянный шар, а потолок был испещрен некими таинственными знаками. Посреди всего этого великолепия стояло довольно сложной конструкции кресло.
И довершали картину люди в белых халатах, с озабоченными лицами перемещающиеся по павильону. В их действиях угадывался некий высший смысл, не доступный пониманию простого человека.
Один из этих людей приблизился к нам и сдержанно и почтительно поздоровался.
– Все готово? – строго спросил я.
Человек в халате молча кивнул, при этом приложив правую руку к груди. Виктор следил за происходящим, немея от увиденного. Взяв под руку, я повел его вдоль панелей. Разноцветные лампочки загадочно нам подмигивали.
– Это секретный научный центр, – вполголоса рассказывал я. – Создан по решению Политбюро в начале семидесятых годов. К тому времени американцы работали по этой теме уже лет пять. Мы не могли допустить отставания и предприняли соответствующие меры.
Я со значением посмотрел на своего спутника. Виктор с готовностью кивнул. Он прикоснулся к той жизни, о которой прежде где-то что-то читал, где-то что-то слышал. И вот впервые был к ней допущен. Поднялся на несколько ступенек надо всеми по пути к императорскому трону. Я хотел хоть немного его
