казаться для них мелким и незначительным.
Но сейчас этот детский ритуал казался ему вовсе не милым, как раньше, а, напротив, глупым и раздражающим. Он смотрел на Юльку с тоской. Ну как ей объяснить, что, когда взрослая женщина вдруг начинает вести себя как шаловливое дитя, это выглядит вовсе не трогательно, а, наоборот, нелепо?
И что будет дальше? Опять ее капризы, истерики, поздние возвращения домой со словами «извини- опять-на-работе-задержали», посиделки в богемных компаниях… Все-таки они разные люди, слишком разные, и скоропалительный брак был нелепой ошибкой! Только сейчас он понял это. Многовато времени понадобилось, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.
Павел подумал о своей квартире, где все так удобно, продуманно, нет никаких лишних вещей… Про себя он называл новое обиталище «своим просторным холостяцким флэтом»[5]. При одной мысли, что там появится Юлька, с ее безалаберностью и вечной привычкой все разбрасывать, ему стало не по себе.
Очень захотелось ему сейчас оказаться там, остаться одному, включить хорошую музыку, может быть, немного почитать перед сном. А еще лучше – поработать, еще раз посмотреть пленумы Верховного суда для дела о… Интереснейший прецедент есть! Но ведь нельзя просто так встать и уйти. Воспитание, будь оно неладно, не позволяет.
А Юлька ждет ответа, и глаза у нее такие… Ах, как некстати сейчас все эти заполночные посиделки с выяснениями отношений!
Можно было бы, конечно, сказать что-то неопределенно-обтекаемое – про то, что очень занят на работе, что нужно все обдумать, разобраться в своих чувствах и скоропалительных решений не принимать. Чай, уже не дети оба… А там, глядишь, и само рассосется как-нибудь.
Павел уже совсем приготовился сказать что-то в этом роде, но взглянул Юльке в глаза – и не смог. Это было бы нечестно по отношению к ней. Все-таки не один год провели вместе, и она тоже старалась помочь ему, чем могла, так зачем же мучить человека, давая напрасные надежды?
Он глубоко вздохнул и бухнул, словно с моста в реку – совсем как много лет назад, когда впервые пригласил ее танцевать в кафе:
– Юль, ты извини… Но что прошло, то прошло.
Видно, такого она не ожидала. Глаза у Юльки стали такие, словно он ударил ее.
– Ах вот как? – Она еще старалась «сохранить лицо» и старательно улыбалась, но улыбка выходила жалкая, кривая, словно у нее зубы болят. – Ну как хочешь. – Она бросила на стол скомканную салфетку, встала с места, хотела было подхватить свою сумочку, но ремешок зацепился за спинку стула. Юлька дернула изо всех сил, ремешок лопнул, сумочка упала, и всякие мелочи, что женщины зачем-то таскают с собой, раскатились по полу. Она принялась подбирать их. Павел наклонился, чтобы помочь, и увидел, что она плачет.
– Юль, ну ты что? – бестолково повторял он. – Не надо, перестань, пожалуйста!
Другие посетители оглядывались на них, и даже официанты косились. Хотелось прекратить эту дурацкую сцену как можно скорее.
– А то! – Она повернулась к нему, и лицо у нее было такое злое и несчастное, перемазанное растекшейся тушью, что даже сердце дрогнуло на мгновение от жалости. – То самое! Я на тебя лучшие годы потратила, а ты… Как человеком стал, так не нужна больше?
Она кое-как запихала все свое барахло обратно в сумку и почти бегом направилась к выходу. Павел проводил ее взглядом и жестом подозвал официанта:
– Счет, пожалуйста! И побыстрее.
Через пятнадцать минут он вышел из ресторана, беззаботно насвистывая. Странно, но сейчас он чувствовал себя почти счастливым. На душе было легко и спокойно. Тягостное, но необходимое объяснение осталось в прошлом, а впереди…
Впереди было прекрасное будущее.
Глава 5
А у Марьяны покоя не стало – с той ночи, когда на дороге ей встретилась странная незнакомка… Или уж очень давняя знакомая, это как посмотреть! Как она ни старалась убедить себя, что все в порядке, никакой Нади не было и все это просто примерещилось ей, но браслет, проклятый браслет упорно не снимался с руки. В душе поселилась странная тревога и тоска – «маета», как сказала бы бабушка, – и некуда было от нее деться.
Поначалу она думала, что это просто осенняя депрессия. Пробовала заниматься аутогенной тренировкой, купила в аптеке безумно дорогие импортные витамины, но это не помогло.
Марьяна стала плохо спать. Бывало, что по полночи она ворочалась с боку на бок, а по утрам поднималась совершенно разбитая, с тяжелой головой и вялостью во всем теле, но если удавалось задремать ненадолго, то от этого было только хуже.
Чаще всего ей снилось одно и то же – будто она смотрится в зеркало и видит там привычное отражение. Красивая, стильная, молодая женщина, тщательно следящая за собой… Безупречный макияж, уложенные волосы, белоснежная улыбка, и даже форма бровей выверена до миллиметра. Потом лицо в зеркале вдруг начинало стремительно распадаться, кожа съеживалась и будто таяла, волосы редели, и вот уже на нее смотрит зловещий оскал черепа! Марьяна отбрасывает в сторону проклятое зеркало, кричит от ужаса, закрывает лицо руками, а где-то над ухом звучит тихий, но упрямый голос:
– Смотри, смотри! Нравится? Открой глаза – и ты увидишь, что тебе навстречу идет твоя смерть. Она улыбается безупречными фарфоровыми коронками, принимает правильно сбалансированный набор витаминов, демонстрирует отшлифованную в лучших фитнес-центрах фигуру, вписывающуюся в классический стандарт 90–60—90, встряхивает блестящими волосами без малейших признаков перхоти и одевается только в дорогих магазинах…
Но если подойти поближе, за ароматом дорогой парфюмерии можно различить запах гнили, запах тлена и разложения, а улыбка покажется оскалом черепа. Что же ты отворачиваешься? Ты сама этого хотела!
Потом откуда-то появлялась Надя. Марьяна уже привыкла думать о ней как о другом человеке, не имеющем с ней, теперешней, ничего общего. Она обнимала ее за плечи, и казалось, что пытается сказать что-то важное, но Марьяна отталкивала ее, кричала какие-то злые, жестокие слова. В конце концов, какого черта эта самозванка вторглась в ее налаженную, правильную жизнь и все испортила? Надя не обижалась, только смотрела долгим печальным взглядом, и почему-то от этого становилось еще тяжелее.
Но и днем было не лучше.
Марьяна уже не шла на работу с радостью, как раньше. Конечно, многодневное недосыпание давало себя знать, но главное даже не в этом… Что бы она ни делала – беседовала с очередным соискателем, писала отчет, составляла программу оценки персонала или улаживала бесконечные конфликты (что поделаешь, problem solver – зло неизбежное и отнимает кучу времени!), – ее не оставляло чувство, будто она совершила какую-то ошибку, забыла что-то очень важное, но никак не может вспомнить, что именно.
Обязанности свои выполняла не то чтобы спустя рукава, но и без прежнего воодушевления.
После работы она не знала, куда себя деть. Многие вещи, которые раньше придавали радость повседневному существованию, совершенно перестали интересовать ее.
Вот, к примеру, шопинг… Известно, что многие женщины, бродя по магазинам, испытывают почти сексуальное возбуждение. До недавнего времени и Марьяна не была исключением. В самом деле, что может быть приятнее, чем поход по магазинам, особенно когда в сумочке лежит «золотая» кредитная карта, и все вещи, о которых многие и мечтать не могут, стали вполне доступны?
Но когда Марьяна отправилась в большой торговый центр, где она уже провела немало приятных часов, выбирая обновки, ее ждало полнейшее разочарование. Вежливые, предупредительные, профессионально вымуштрованные продавцы без конца улыбались, показывали все новые и новые платья, туфли, костюмы, пиджаки, часы, бижутерию… Она покорно мерила новые и новые вещи, но это занятие, милое сердцу каждой женщины, теперь вызывало у нее только раздражение. Как назло, ничего не нравилось, и больше того – появились новые, совершенно несвойственные ей мысли. Так ли уж сильно нужна ей еще одна сумочка, кофточка или пара туфель? Неужели только ради этого стоит жить и работать? Домой она вернулась усталая, злая, так ничего и не купив.
