Но верность не приносит доходов.
— Они приволокли откуда?то кошку… Обыкновенную серую бесхозную бродяжку. Не знаю, у кого они ее украли, потом ее пригрел завхоз. А когда Минерву вызвали куда?то по делам, подкинули кошку в слизеринскую гостиную… в спальню нашего курса. И пустили слух, что слизеринцы… один слизеринец удерживает в подземельях гриффиндорского декана – в отместку за назначенную отработку.
Гарри чуть не раскашлялся.
— Смешно, Поттер?
— Ужасно, сэр!
«Пожалуйста, еще!»
Неправда, что не у кого больше узнать. Спросить ту же Минерву, Хагрида – у кого?то же он нашел тогда колдографии, кому?то писал…
Не сошелся на Снейпе свет клином!
Но…
Гарри знал, каково это – когда некому рассказать.
Ему нужно было узнать. А Снейпу – высказать накипевшее. Второе было важнее.
Постепенно Гарри приноровился переводить со снейповского на поттеровский. Неприязнь после этого слегка… поблекла. Полиняла. Разбавилась. Истина, наверняка, лежала где?то посередине, но с этим он разберется позже.
— А потом он разыграл из себя моего спасителя и представил дело так, что я оказался ему обязанным. Вам, Поттер, известна эта история – когда его дружок, ваш крестный, отправил меня в пасть оборотню…
«Именно что известна!»
Гарри представил себе, как Блэк пинками загоняет Снейпа в лаз под Ивой, и ему еще полегчало.
Было ясно, что Снейп врет. Ну, не врет. Искажает факты. Передергивает. Снейп изображал своего врага не подростком двенадцати – пятнадцати лет, своим ровесником, а каким?то монстром (Гарри был уверен, что его самого в учительской Снейп расписывает не хуже). При этом профессор сгущал краски ровно настолько, чтобы картинка сохраняла правдоподобие. Маглы сказали бы – «с ювелирной точностью», Гарри думал: «С точностью зельевара».
Готовящего отраву.
Это ведь и была отрава – все его слова, разве нет?
Только у Гарри был иммунитет. И, кажется, действовал.
Профессор недооценил несокрушимую гриффиндорскую верность – а точнее, лосиное фамильное поттеровское упрямство. И чем старательнее профессор тараном долбил по идеалу, тем крепче Гарри за него держался.
Он уже почти не слушал – просто позволял выговориться.
— И то, что вы лицезрели в прошлом году, когда после экзаменов я пошел за ними…
Снейп оборвал себя, почувствовав, что сказал лишнее.
Гарри встрепенулся – он уловил это тоже. Лишнее было не в словах – в конце концов, Гарри видел, и они оба это знали. Но голос! Лишнее было в интонациях.
В признании.
Я – пошел – за ними…
Нафига?
— Довольно, Поттер! Убирайтесь…
Гарри встал – давно уже не первоклассник перед профессором, подавлявшим перепуганного ученика ростом и авторитетом. Затекшие конечности взвыли, точно под Круцио, напомнив, что он просидел все это время не только молча, но и не шевелясь.
Сириус не успел, Люпин не рассказывал, от директора не дождешься – да и много ли он знал?
«Спасибо, профессор» было почти совсем искренним.
Теперь он стояли – глаза в глаза. Равные. Уравненные – не ростом, а мгновением понимания, когда один чуть было не проговорился о самом главном, а второй не позволил этому главному ускользнуть от своего внимания.
У галеона две стороны. Всегда – две.
До этого Гарри видел одну – ту, на которой было отчеканено: «Он шпионил за нами!»
Сегодня галеон упал другой стороной.
Снейп с усилием отвел взгляд и вернулся к столу. Не поднимая глаз, выдавил из себя:
— Не за что, Поттер.
Гарри словно вознесли Левиосой под потолок. Но Снейп еще не закончил.
— Отметьте место, на котором вы остановились. Продолжите в следующую субботу.
…И с размаху шмякнули о каменные плиты пола. Он сунул в ящик разделитель и направился к выходу. Уже на пороге его заставило обернуться раздраженное:
— И вот что. Попозже. Спросите меня об этом. Еще раз.
Последнее в это утро Гаррино “Спасибо, сэр!” было совсем искренним.
Без почти.
«Еще раз» случился первого мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года…
Между простым и правильным
Дошло до того, что Блэк предложил разыграть в квиддич вместо школьного кубка – Лили Эванс (последний матч сезона игрался как раз между гриффиндорцами и слизеринцами) и тем решить, наконец, проблему вечного соперничества, за что огреб по шее от Поттера, а когда ДД (добрые души) рассказали Эванс, то и от нее тоже.
– …Оставь его в покое, ясно?
— Оставлю, если ты согласишься погулять со мной, Эванс, – быстро откликнулся Джеймс. – Давай… пойдем со мной на прогулку, и я больше никогда в жизни не направлю на Нюнчика свою волшебную палочку.
— Я не сог…
Резкий возглас Блэка перебил ее:
— Стой!
Эванс вздрогнула и замолчала, но Блэк обращался вовсе не к ней. И опоздал: вспыхнуло невербальное заклятье, резануло Поттера по щеке, хлынула кровь; ответная вспышка – Снейпа вздернуло в воздух вниз головой… Свободной рукой Джеймс зажимал порез, кровь продолжала течь, и он то и дело вытирал испачканную ладонь о мантию.
— Хватит! – рявкнула выведенная из себя Лили Эванс, тоже выхватив волшебную палочку. – Достало уже! Опусти его, Поттер, и поговорим.
Снейп грохнулся на землю. Выпутался из мантии, вскочил с палочкой наготове, но Лили встала между ним и Поттером.
— На прогулку, значит? И никогда в жизни – правда? Ни один из вас?
— Правда! – Джеймс не столько стирал кровь, сколько размазывал по щеке и подбородку, тревожа ранку и не давая крови свернуться; Блэк, улучив момент, впихнул ему в руку носовой платок. – Клянусь!
— Лили! Не надо!
— Никогда в жизни, Поттер, – ты сказал! А они – они слышали. А насчет прогулки… Пусть у нас будет состязание! Выиграешь – пойду.
Девочки–гриффиндорки сбились за спиной Лили, предвкушая развлечение. Зеваки, начавшие было расходиться, потянулись обратно.
Состязание! Турнир! Забава обещала быть интересней поднадоевшего за полгода подвешивания вниз головой. Люпин заложил травинкой страницу, на которой все равно не видел ни слова, и протолкался поближе к Питеру.
