выть; готовиться к занятиям, а не сидеть, уставясь в незажженный камин, сжав холодные ладони коленями, не чтобы согреть руки, нет, но чтобы хоть не дрожали! Идти к студентам, не позволять себе закрыться внизу, забиться, забыться, и чтобы забыли и меня тоже…
К студентам, я сказал! На них можно будет хотя бы отвести душу. На этих… тупоголовых баранах, таких же, как те. Плевать, что непрофессионально!
Считается, что мне не на что жаловаться: Хогвартс – не Азкабан, студенты – не дементоры.
Еще неизвестно, что хуже!
Занятия, планы, проверки, отработки, дежурство, деканство… Да Азкабан в сравнении со всем этим непотребством – почти курорт! Подумаешь, плохо кормят – здесь тоже еда в глотку не лезет. И сны… То есть бессонница.
И нечего мне советовать «заглянуть к Поппи, пусть подберет зелье для сна и аппетита». Зелья я и сам и подберу, и сварю.
Толку?то от них?
Можно выпить галлон – и все равно неспокойно ворочаться, вслушиваясь в тиканье древнего хронометра, который, роняя бессердечные секунды, отсчитывает мое пожизненное.
Чертовы ходики невозможно отключить, и не стоит надеяться, что однажды у них кончится завод или исчерпается магия. Почему старик Гораций не забрал их с собой? Не знаю, кому они принадлежали до меня, может, и Салазару, и перетикали и его, и Слагхорна; и что ни утро – звонят по новому профессору зелий, сопровождая каждый удар фирменным слизеринским шипением:
— Блямс–с–с! Блямс–с–с!..
— Да встаю я…
Встаю.
Я всегда вставал. В конце концов, оказалось, что это и есть самое главное: подниматься. Снова и снова.
Время, которое отсчитывает старый хронометр, движется вперед.
Но есть еще и хроновороты!
Я знаю: все случается так, как надо.
Я читал о том, к чему может привести раздавленная в Прошлом бабочка.
На лекциях мне вбили в голову, что мы не можем просто взять и отменить уже случившееся; а иначе вряд ли такие опасные артефакты просто валялись бы себе в Отделе Тайн.
Я верю, верю на слово, что хроноворот – не игрушка, что его использование связано с риском, что невозможность вернуться обратно, раскрутив маховик в другую сторону – вовсе не самый серьезный риск…
Но я бы рискнул.
И собой, и всем Настоящим – без Лили Эванс. Потому что без нее оно – не настоящее.
Хроноворот.
Я просил его!
Просил.
Но все, что мне остается…
Вынужденная мера
“Пошли мне, Господь, второго,
Чтоб не был так одинок”
Говоря по правде, выпускник школы Чародейства и волшебства Хогвартс восемнадцатилетний Северус Снейп имел не так уж много поводов гордиться собой. Аттестат, особый знак отличия на левом предплечье и то обстоятельство, что выходки заклятых врагов с Гриффиндора ни разу не довели его до слез. По крайней мере – на людях.
Зато сам не раз сулил школьным врагам: “Вы у меня поплачете!”
Сам он в свою угрозу не верил. И сейчас очень удивлен, что она сбылась.
Сейчас – это когда он перешагивает порог азкабанской камеры.
И Блэк – Сириус Блэк! – если ему не мерещится – плачет…
— Какого Мерлина вам еще нужно, Альбус? Не будьте смешным. Какие могут быть мотивы у пособника Сами–знаете–кого? Вы сами свидетельствовали против. И, в любом случае, вы знаете не хуже меня, что мы не располагаем возможностями. От леглимента можно закрыться – вы ведь сами учили их закрываться, не правда ли? (Дамблдор с гордостью кивнул). Разумеется, сильный леглимент пробьет любую защиту, но последствия… Блэк – благодарите неуместное человеколюбие Визенгамота – приговорен не к Поцелую. Иначе все было бы гораздо проще.
Альбус поморщился, но Крауч, без сомнения, был прав. В конце концов, какая разница: выпить душу дементором или сжечь мозги (Альбус усмехнулся в бороду при мысли о том, какое словечко наверняка использовал бы Блэк) насильственной легилименцией?
— Принудительное изымание воспоминаний даст аналогичный результат. Меры физического воздействия…
— Неприменимы, – твердо сказал Дамблдор.
— Бессмысленны, – нехотя резюмировал Крауч.
Дамблдор не стал спрашивать: “Пробовали?” – ответ был очевиден. Вместо этого он поинтересовался:
— Магловские или магические?
Крауч промолчал.
Альбус помолчал тоже. Потом заговорил:
— Вы, вероятно, помните Гриндельвальда?
Собеседник вежливо кивнул. Он помнил школьные уроки по Истории Магии – те, на которых не спал. Впрочем, Барти Крауч вряд ли хотя бы раз в жизни заснул хоть на одном на уроке.
— Этот человек презирал маглов и одновременно не брезговал учиться у них, перенимать то, что могло бы оказаться полезным. Я имел с ним разговор – тогда, после победы…
(Гэл делился опытом. Взахлеб. Против себя. Чтобы задержать подольше. Альбус понимал это – и не торопился. Они оба понимали. А Гэл – последний раз Гэл! – рассказывал. Прослушивание. Шпионы – “подсадные утки”. “Невероятно эффективно, Ал!” Он тоже был тогда Алом в последний раз. “Конечно, срабатывало не всегда. Но стопроцентной гарантии вообще не бывает…”)
— Весьма поучительный разговор. В том числе – и о методах. Маглы…
— Насколько мне известно, магловские методы также несовершенны. Детектор лжи можно обмануть, а подслушивающие устройства в Азкабане работать не будут.
Да и с кем говорить узнику в одиночке, если он еще не сошел с ума?
— Устройства – не будут… – повторил Альбус с нажимом на первое слово.
— А людей у меня нет, – отрезал Крауч. – Во всяком случае – на такое дело. Мы недостаточно платим им для этого. И у них нет соответствующей квалификации. А вот у вас, кажется, есть. Мистер Снейп – я не ошибаюсь? Вы ведь уверяли, что он шпионил для нас? Тогда он – как раз тот, кто вам нужен.
Дамблдор поднялся.
— И бдительность, Альбус, помните: бдительность!
За своим протеже, прежде всего.
