Вечером в камере над дверью вспыхивает свеча. Хотя “вспыхивает” – это, конечно, громко сказано. Глаза режет больше внезапность, чем сила света. Хиленький огонек еле теплится, из коридора, когда открывается дверь, света и то больше. Разглядеть, что положено в миски, почти невозможно, но это, наверное, к лучшему: лучше не приглядываться. Если бы еще можно было не принюхиваться…
— Ужин! – объявляет Блэк.
— Вот это?
— Не нравится? – деланно удивляется Блэк. – Позови официанта и попроси принести меню.
— Я не о том. Обеда тут что, не бывает?
Суть претензий доходит до Блэка, и он валится на койку в приступе хохота, едва выдавливая из себя между взрывами смеха:
— Снейп… Ты в Азкабане, вообще?то… Не в Хогвартсе!
Не в Хогвартсе.
Не в Хогвартсе…
Не…
Так же, как Блэка – беспричинное веселье, Снейпа охватывает внезапное бешенство.
— Рад, что тебе смешно, – цедит он так, что Блэк замолкает, точно выключенный. А потом берет свою миску и поворачивается к Снейпу спиной.
Когда гаснет волшебный свет, Блэк стоит под окном, слушает волны и ветер.
Снейпу невыносима мысль, что его враг может думать, будто он, Снейп, боится спать в его присутствии – тем более что так оно и есть.
— Ложись, – говорит вдруг враг. – Будем спать по очереди. Боггарт или человек – никто тебя не тронет. Честно!
И когда Снейп укладывается (койка – каменная скамья у стены с хлипким тюфячком поверх нее), добавляет:
— Можно было бы спать вдвоем. Было бы смешно, прикинь?
— Не вижу ничего смешного!
Особенно учитывая заложенный нос – переохлаждение все?таки сказалось.
— Разве что ты от меня насморк подхватишь…
А что, это идея!
— Спасибо, обойдусь, – бурчит Блэк, устраиваясь на полу.
Не то чтобы Снейп забывает о задании – он помнит о нем, помнит все время, как и о сроках, но он просто не знает, как к нему подступиться.
Что сказать?
“Из ума выжил, Блэк, – на своих бросаешься?”
“Ты же не думаешь, что я здесь по собственному желанию?”
“Наших многих похватали. И сочувствующих”.
“А Малфой вывернулся. Слышал?”
На самом деле, вывернулось куда больше, чем село. Но об этом – нельзя.
Вообще?то, по сценарию директора, начинать должен Блэк – расспрашивать о вестях с воли. Но Блэку сценарий не сообщили, а сам он вовсе не собирается облегчать задачу “подсадной утке”.
Перебирая варианты, Снейп не думает о том, какой из них эффективнее, – он надеется, что хотя бы один прозвучит не слишком глупо…
Снейп выжидает немного и спрашивает темноту:
— Это правда, что ты был его правой рукой?
На одно долгое–долгое мгновение кажется, что в камере никого нет – оба даже дышать перестали. Наконец слышится голос, и в нем – проблеск интереса:
— С чего ты взял?
— Все так говорят. Ты убил Поттеров.
— Что еще говорят? – Голос показательно равнодушен. Снейпа, наоборот, прошивает дрожь азарта.
— Что наши…
— Нюниус… – Снейпа окатывает непередаваемым отвращением. – Какой я тебе “наш”? Лев змее не товарищ!
— Ты сам Нюниус! – выкрикивает Снейп почти с торжеством.
Блэк не спорит. Блэк говорит – очень просто и очень обыденно:
— Я на тебя через неделю посмотрю.
Сон в Азкабане – не такое простое дело. Вдруг оказывается, что ты состоишь не только из мяса, но и из костей, и они ноют от холода, как больные зубы.
Дементоры – вечная азкабанская мерзлота. Снейп не сразу вспоминает, что снаружи – июнь. Что же тут зимой?
Часов, естественно, нет. Есть чувство времени, но и оно вязнет в темноте блэковской одиночки. Снейп ищет взглядом зарешеченный квадрат под потолком и гадает, изменило ли цвет небо за прутьями или ему померещилось.
Сон в Азкабане – это мечта о зелье сна без сновидений. Снейп жалел бы о том, что не удалось прихватить с собой пару флакончиков, если бы не был уверен в том, что оно тут не сработает. Блэк прав: не поспать пару ночей – вот лучшее средство для того, чтобы свалиться… вырубиться на третью.
Но одной ночи без сна явно недостаточно.
Снейп ворочается: как будто мало холода извне, изнутри одолевают мысли. И образы, такие яркие, точно колдографии, запечатанные в памяти, казалось, надежнее, чем в сейфах Гринготтса. Но дементоры – совесть азкабанских узников – вскрывают их с легкостью опытных “медвежатников” и тянут, тянут…
Только очнувшись, Снейп понимает, что все?таки забылся сном – недолгим, полным кошмаров, не принесшим облегчения. И в довершение всего слышит, что под койкой кто?то сопит.
Уверенность в том, что Блэк врал, улетучивается с остатками сна. Россказни о боггарте на целую минуту вытесняют способность соображать здраво. Всю эту минуту Снейп не двигается. Затем свешивается вниз и решительно заглядывает под койку.
Что он собирался там увидеть?
Черную кошку в темной комнате?
Подобравшись, Снейп стягивает ботинок и отважно тычет им под койку.
В ответ – удивленный короткий взвизг. И тишина.
Снейп дергает башмак обратно, но он где?то застрял. Почти не соображая, что делает, он выпускает задник и шарит рукой, натыкается на шерсть и сразу же вслед за тем – на какую?то тряпку. Отдернув руку, он откидывается спиной на влажную холодную стену. Молча. Ему жарко.
Внизу тоже молчат.
…Разутая нога мерзнет, но Снейп далеко не сразу тянется за ботинком. И на этот раз не встречает сопротивления.
“Скотина!” – устало думает он. – “Вот же скотина гриффиндорская!”
Теперь ему кажется, что он всегда знал про анимагию, что ни на секунду не поверил в боггарта, которого можно просто загнать под кровать. Просто словами. Что мысль об оборотне пришла первой лишь из?за школьных страхов, Люпина и Хижины. Что он не искал подтверждение своей догадке – и не прочел тогда в глазах Блэка.
И он усмехается при мысли о том, как завтра эта скотина в своем собственном обличье, надеясь сохранить тайну, будет вылезать из?под койки, а он будет любоваться на это зрелище. И, согретый этой мыслью, засыпает.
Чтобы проспать все на свете, разумеется.
Через неделю на Снейпа смотрит не Блэк, а директор; смотрит, озабоченно теребя бороду.
— Плохо выглядишь.
— Не хуже других. Вы не пробовали спать на полу?
