еще луна смертельной желтизноюсочилась — череп среди серых туч.Но свет уже царил непобедимои падали, в огне и струях дыма,стальные птицы смерти в бездну вод.И вскоре на ожившем небосклонетвои возникли добрые ладони,образовав надежды нашей свод.
Маска Ифе[135] —древесный лик сумеречных времен —следит, ухмыляясь,за хороводом годов,проходящим в ритме маятника часового.— Что есть годи что век? —повторяет она про себя. —Два пальца,скучающих на циферблате;уж не они льспособны меня состарить?Фробениус, к тебе я взываю,к тебе, что меня отыскалпод безжалостным солнцем Бенина;взгляни:разве я постарела?Разве не те же морщины на лбуи не то же страданье во взоре?Друг мой, время не старит меня —год ли, век, —что мне два пальца,скучающих на циферблате?Я,маска Ифе,безразлична к веками в веках неизменна;сегодня — такая ж,как тогда, на свежей земле,когда изваяла меняпервобытная сила искусства.Уже не торгуют рабами — десяток сигар за штуку;протяжные стоны не рвутсяиз трюмов, наполненных смрадом.У жизни иные заботы,и она награждает искусствомещанской медалью за верность текущей минуте.— Как хороша эта маска! —восклицает сноб, не веря себе самому.— Хороша? — откликается архисноб. —Но разве не ясно,что ей не хватает штриха здесь вот, на правом виске. —И профессорьё затевает бесстыдную болтовню,выдвигая тысячи соображений о негритянском искусстве.Будьте ж неладны — вы, возомнившие, что обрелитайный смысл,сокровенное слово маски.Вчерашняя пошлостькопируется сегодня:слепые поводыризаблудилисьв негритянском искусстве,что старо, как мир, и, как мир, первозданно.Будьте неладны — вы, решившие, что разгадалинеподвластное разуму слово.Плоские толмачи,чуждый от века языквам ли дано постичьс вашим бесплодным рассудком?
