— В самом деле? — удивленно, почти зло ответил Максим. — И от кого? Кто этот счастливец?
— Глупый, — засмеялась девушка. — Конечно же, это ты… Мы смогли бы пожениться, получить отпуск лет на пять, поездить за счет джихана по Обитаемому Пространству, побывать в разных мирах.
— А работа? — вдруг спросил Максим. — Как же моя диссертация?
— Родить человека тоже большая, почетная и нелегкая работа, — ответила девушка. — Я вижу ты не рад…
— Это так неожиданно. Мне нужно подумать…
— Конечно, — поникнув, сказала Ксения. — Извини меня, о таких вещах нельзя говорить через экран.
Она отключилась.
Компьютер пискнул, сигнализируя о конце работы. Максим уселся за терминал, изучая полученные результаты. Декодирование и сортировка дали несколько больших блоков информации. Первое, что бросилось в глаза историку — это коэффициент ее структурированности.
Практически все данные, из тех, что были приняты в обзорной сессии, содержали легко читаемую информацию, относящуюся к Мертвому Городу в период предшествующий старинной катастрофе перенаселения.
На экране замелькали картинки давно прошедшей жизни: улицы и площади, здания и тротуары, столбы, деревья, крыши, интерьеры квартир и общественных помещений. Историк даже подумал, что данные сняты большим считывателем, таким четким было изображение, практически без неизбежного в этом случае тумана, скрадывающего контуры предметов и мелкие детали.
Даже при беглом просмотре стало ясно, что Максим случайно вытянул счастливый билет в лотерее ВИИРовских охотников, найдя потрясающе богатый источник воспоминаний.
Его удача звалась Ирина. Она воплощалась там 4 раза за 2 последних столетия жизни Мертвого Города. К тому же она была в одной из инкарнаций маститым архитектором, а в другой художницей, которая специализировалась по городским пейзажам.
Ее профессиональная зрительная память обладала такой цепкостью, что пережила прежние тела и досталась в наследство новой личности.
Отказаться от такого подарка судьбы было нельзя, принять — тоже. Максим понимал, что помойная любовница Толика при всей ее красоте и сексуальности, просто несчастная, больная на всю голову женщина. Помимо своих психомедицинских диагнозов, она просто была истерична, взбалмошна и настроена портить жизнь мужчинам в лучших традициях городских столичных пролетарок последнего века доисторического периода. Теперь, после того, как Максим имел неосторожность с ней переспать, она заставит заплатить по самой дорогой цене за каждую картинку из прошлого…
Максим засобирался домой, думая, что скажет Маре о причине сверхурочных посиделок на работе. Он совершенно не беспокоился, что кошка останется голодной, автоматика дома работала нормально. Максима мучила совесть. Его любимица чувствовала себя совсем заброшенной в связи с участившимися командировками хозяина.
Историк выключил компьютеры и дезактивировал связь с суперкомпом института, думая о вечере в своем большом, теплом доме в обществе грациозной серой красавицы.
Максим опустился вниз, отметил карточку доступа и погрузился в застывший на морозе «Корсар».
Он разместился в тесноватом салоне, ограниченном спереди сборкой из 4 реакторов повышенной мощности, а сзади маршевыми моторами от армейского десантного люггера.
Именно на этой новомодной машине, способной развить 20 скоростей звука в стратосфере и совершать недолгие переходы в открытом космосе, Максим пару раз в неделю наведывался к своей любовнице на побережье Флориды, занимаясь по 4–5 часов постельной акробатикой.
Коллеги находили этот аппарат непрактичным, предпочитая иметь лодьи с большим салоном, куда грузили кучи всякого нужного и ненужного. У некоторых были даже колесные мобили — средство передвижения оригиналов и маразматиков.
Максиму приходило в голову, что и его самого считают мальчишкой, пижоном, стремящимся выделиться любой ценой.
Размышляя о том, как ему следует поступить с выпавшим шансом, Максим автоматически начал готовить глайдер к взлету. Поставленные в нейтральный режим двигатели быстро прогрелись. Все было готово.
Максим выбрал маршрут полета, дал энергию на моторы вертикальной тяги и включил ходовые. Глайдер бесшумно ушел по параболе в небо, повинуясь записанной в автопилот программе.
До жилища Максиму нужно было лететь минут десять. Его дом находился в непроезжей глухомани к югу от Владимира.
Летом туда можно было пробраться на гусеничном вездеходе, но вот зимой наземного пути просто не существовало — снег скрывал мелкий кустарник, стволы поваленных деревьев, пни и глубокие овраги, которые легко могли стать причиной аварии.
Он гордился тем, что живет в медвежьем углу, не слыша никакого шума и не видя человеческих лиц.
Максим подумал, что вступив в законный брак с девицей Ксенией, он вынужден будет расстаться со своим лесным бунгало и переехать поближе к цивилизации, — обязанности родителя требовали иметь дом с поликлиникой, магазином и детским садиком по соседству. Максим вдруг с ужасом подумал, что будет, если у них родится такой же, какими были они с Ксенией — человек, живущий первую жизнь, неразумный младенец, которого придется всему учить?
Он даже помотал головой, отгоняя саму возможность такого.
Обычно, люди появлялись на свет в полном сознании, с памятью о прошедших жизнях. Забота об отпрыске в этом случае сводилась к минимуму — 2–3 года, которые необходимы, чтобы дух освоился в новом теле. А потом еще несколько лет, пока возрожденный человек не подтвердит возможность самостоятельной жизни.
За этими размышлениями Максим не заметил, как подлетел к цели. На браслете коммуникатора вдруг замигал сигнал тревоги. Кто-то ломился в его дом, пытался разбить стекла на террасе.
Историк подумал о тщетности таких попыток. Он давно поменял стандартный 20 миллиметровый акрил на сверхпрочную бронекерамику. Но Максим выключил автоматику и на максимальной скорости пролетел последний отрезок дистанции.
Около дома странными скачками двигалась непонятная розовая тварь. Она, то махала лапами, то прыгала взад и вперед, изображая нечто среднее между движениями медведя, застигнутого роем злобных лесных пчел и плясками доисторических обитателей Папуа Новой Гвинеи.
Периодически невиданная тварь колотила отодранной от беседки штакетиной по окнам, затем падала на снег, сворачивалась в кольцо, задирала кверху голые как у страуса ноги и охватывала их шерстистыми лапами.
При этом она орала так, что было слышно, как минимум, за километр.
Максим сначала принял существо за какую-то мутантную снежную обезьяну. Он хотел было вызвать полицию, как вдруг увидел, что это человек, женщина в нелепой декоративной шубенке.
Как успел заметить историк, на ногах у нее были надеты тонкие, обтягивающие сапожки на длиннючих шпильках, а юбка едва доставала до середины бедер. Вдобавок, женщина была без шапки, спасая голову от мороза лишь собственными волосами.
Как она не дала дуба в холодном лесу, на пороге запертого дома, осталось для Максима загадкой. Смутное чувство узнавания подсказало Максиму, что это его знакомая с Гелиоса, бывшая любовница Толика по имени Ирина.
Сразу же за этим Максим понял, что с давно забытым и снова неожиданно возникшим приятелем что-то случилось. Иначе бы эта актриса погорелого театра не стала бы тут прыгать, изображая несчастную жертву, которой совершенно некуда идти.
Где-то глубоко в сознании мелькнуло лестное для Максима предположение, что он понравился Ирине как мужчина, но тут же увяло, стертое знанием этого реликтового типа женской психологии.
Максим с разворота посадил машину, подняв вал снежной пыли. Он накрыл женщину, которая
