Делали они это все безо всякой злобы, спокойно и отстраненно. Толян вырывался и орал как недорезанный поросенок: — «Пустите меня душегубы, ироды. Я жить хочу».
На бойцов Теневого корпуса эти крики не действовали. Солдаты технично обездвижили пьяного и надели на него наручники.
Толян перестал сопротивляться и лишь только со смертной тоской повторял: — «Я ни в чем не виноват. Это ошибка».
— Что здесь происходит? — спросил Максим казенным, протокольным голосом. — Кто руководит операцией?
— Второй лейтенант Горюнов, — командир группы захвата подошел к Максиму. — В чем дело?
— Владимирский институт исторической реконструкции. Младший научный сотрудник отдела визуализации Максим Величко.
— Что здесь надо ВИИР? — с холодным спокойствием поинтересовался командир, внимательно проверив документ визуально, считывателем и пробив по базе данных.
— Господин второй лейтенант, этот субъект представляет собой определенную ценность для моей организации как носитель уникальных данных.
Максим говорил это медленно, спокойно, безразлично, так, как и требовалось говорить это шлемоголовым, чтобы они поняли.
— К вашему сведению этот субъект в течение 3 месяцев регулярно выходит на показатели соответствующие тяжелому мыслепреступлению.
— Это лишь подтверждает правдивость моих слов. Как учит нас историческая психология, эмоциональные мыслепреступления вызываются прорывом в подсознательное атавистических психотипов.
— И что прикажете мне делать с этим субъектом? — также равнодушно поинтересовался офицер.
— До анализа материалов прошу этого человека не трогать. А дальше его пристроят к месту… Или мы или вы.
— Я не могу позволить, чтобы объект, совершающий опасные противоправные действия разгуливал в общественных местах и сеял психическую заразу.
— У него есть жилье, находящееся в малолюдном районе Гелиоса. Выбираться оттуда до решения вопроса ему совершенно невыгодно.
Лейтенант прикоснулся к уху, где был скрыт динамик, принимая директивы прослушивающего разговор оперативного дежурного.
— Хорошо. Пусть субъект немедленно отправляется домой и находится там до решения, которое мы просим вас предоставить не позднее 14 стандартных суток с момента переговоров. Также прошу учесть, что временная отсрочка выполнения правоохранительных процедур не освобождает его от необходимости привести собственное эмоциональное состояние в порядок.
В противном случае, при изменении ИПС больше чем на 15 единиц от допустимого или же при задержке решения вопроса он будет нейтрализован, несмотря на все пожелания ВИИР.
— Благодарю вас, — ответил Максим. — А теперь отдайте мне этого человека.
— Павлов, освободить…
Шлемоголовые сняли наручники с Копылова и оставили зал ресторана. Они прошли мимо Максима, равнодушно глядя в пространство спокойными, ничего не выражающими глазами.
Солдаты Теневого корпуса погрузились в свою бронированную коробочку и взлетели с крыши.
Замерев, стояли все: от Толяна, который только что канючил и плакал, чтобы его оставили в живых, до оператора обслуживания, белым пятном маячившего в дверях каптерки.
Когда тень люггера скользнула по стеклам и серебристо-черная машина быстро ушла в сияющую лазурь неба, напряжение отпустило.
— Макс, я тебе… — начал Толик.
— Потом поблагодаришь. Молча садись в такси.
— Ира, ты со мной? — с надеждой спросил Толик.
Она с ужасом покачала головой, прячась за Максима.
— Эх, сука… — горько сказал Толик.
— Марш домой, — рявкнул Максим. — Я за тебя, урода, поручился. Мантру читать по 4 джапы в сутки.
— Да-да, конечно, — испуганно согласился его приятель…
— Когда проспишься, я заеду считать с тебя данные.
— А твой рейс? — поинтересовалась Ирина.
— Подождет, — отрезал историк.
Максим с удовольствием избавился от воняющего страхом, нездоровым телом и алкоголем приятеля. Он подошел к оператору ресторана, жестом показал, что хотел бы с ним поговорить приватно.
— Что случилось в мое отсутствие? — спросил историк, когда они остались наедине.
— Ваш приятель начал впадать в тоску. Он что-то бубнил, пропускал стопку за стопкой. Потом вдруг увидел, что индикатор на сигнальном браслете медленно меняет цвет. Это была не просто мгновенная вспышка, а плавный, необратимый переход. Ваш Анатолий побледнел, зачем-то хлебнул водки прямо из бутылки, и кинулся ко мне, требуя фольгу.
— Зачем? — удивился Максим.
— Вот и мне это непонятно. Если бы он просил листовой паразол, чтобы завернуться в него как в кокон и нарушить поток излучаемых мозгом волн, это могло бы немного затруднить пеленгацию…
— Вы дали ему фольгу?
— Я поинтересовался — зачем? Он стал колотить браслетом по стойке, по полу и столам, крича нечто непотребное про холуев и джихановских задолизов.
— Понимаю… На орбитальной станции сигнал запеленговали, и ближайшая свободная группа шлемоголовых свалилась к нам сюда.
— Скоренько это у них… Вы знаете, при всем моем уважении к императору, развоплощать живого, пусть даже такого недоделанного, только за то, что…
— Советую вам никогда не задумываться об этом, — произнес Максим, делая запечатывающий жест на губах.
Сервисмен кивнул…
Максим вышел на террасу. Было жарко, но его по-прежнему бил озноб. Мысли невольно возвращались куполообразным антеннам пеленгаторов на орбитальных спутниках наблюдения, способных определить положение любого источника психоизлучения с точностью до сантиметра…».
— Боже мой, как такое вообще могло быть? — пронеслось в голове Конечникова. Он погрузился в размышления. В нищие времена Семицарствия невозможно было даже представить себе, что человека можно было бы убить за его настроение. Вдруг он ясно осознал, что любой из его знакомых, да и он сам закончили свою жизнь в подвалах Теневого Корпуса. Конечников почувствовал, как ему не хватает Лары. Она бы объяснила ему, все тонкости того времени.
Конечников повернулся к окну и стал глядеть на пейзаж. Даже теперь, когда, он знал, что это имитация, вид не перестал быть от этого менее привлекательным. Как хорошо было бы ускользнуть туда от мерзости реальной жизни…
Он вспоминал видение, показанное призрачной эланской девушкой, задаваясь вопросом, когда это было, до или после? Что было сначала, а что потом? Арестовывали без причины и казнили раньше, чем стали выдумывать поводы или же сначала власть стеснялась отправлять на тот свет, не обосновав для видимости законности хотя бы преступного намерения…
Конечников сидел в размышлении довольно долго. Потом взглянул на сигнальный браслет и увидел, что часы дорогого коммуникатора, который чудом пережил тот злополучный день, когда его владельца размазало по корабельной переборке, остановились без всякой причины.
Конечников вздохнул, выматерился и полетел в рабочую залу хранителя. Профессор Огородников отсутствовал. На табло горели цифры 15–44. Это означало, что прошло время обеда, и день неуклонно
