что одно мокрое место остается. Вот и нас шваркнуло.
Толян нервно плеснул в стакан водки и выпил залпом.
— И что было дальше? — спросил Максим.
— Шарахнуло так, что я ненадолго потерял сознание.
Вагон развернуло, и он несколько метров тоннель поперек пахал. Понятно, голова и хвост в дым… Гавриков моих из бригады просто размазало. Царство им небесное. Всю охрану императрицы поубивало. Они ее своими телами прикрыли. Когда я очнулся, Ганя эмиттеры поля заливала из огнетушителя. Увидела, что я жив, обрадовалась. Подскочила, маску дыхательную на лицо надела, чтобы не задохнулся.
— Я говорю — «Спасибо, твое величество, но все равно нам хана».
— «Пока не умер — сражайся», — коротко бросила она.
И снова тушить.
Вагон разогрелся как духовка, излучатели поля горят, а она знай, белой струей из баллона лупит.
Меня как подкинуло. Я тоже схватился за огнетушитель. Это уже потом я почувствовал, что в башке железяка, а пальцы раздавлены.
Знаешь, страха не было. А как-то даже весело. Когда гореть перестало, мы подумали, что все в порядке, справились. Наступила передышка. Огляделись мы. Вагон перекорежен, стойки смяты, пол горбом, кресла выдраны.
«Легко отделались», — решил я. И только я так подумал, что-то грохнуло, и тоннель начал оседать. Силовой генератор работал, но защиту все равно сминало, вагон плющило. Вот тут и прошлось мне вспомнить все, чему научился: как аварийные опоры ставить, как муфты резьбовые на них крутить… Без инструмента, раздробленными пальцами…
Ты, Макс, не поверишь, но ту опору, что вчетвером ворочали, я один поднимал.
Рогнеда, даром что императрица, помогала мне. И при этом так ругалась… В жизни такого забористого мата не слышал.
Вагон просаживался, потолок со страшным скрежетом придавливало к полу. Я работал как проклятый. Опоры гнулись как спички, но я успевал ставить по две новых, вместо одной сломанной. Их снова сгибало, крепчайший композит, из которого они были сделаны, с грохотом ломался.
В меня куски отлетали. Я даже не чувствовал. Внутри был какой-то восторг. Я знал, что все получится, несмотря ни на что. Такого со мной не было ни до, ни после…
Толян вздохнул. Некоторое время помолчал, опустив глаза.
— Недаром я старался, — продолжил он. — Остался в раздавленном вагоне кусочек метр на полтора, где можно было даже сидеть.
Она увидела, что я кровью истекаю, не побрезговала, оторвала подол от платья, замотала мне руки и голову.
Потом попыталась вызвать спасателей, но почему-то связи не было.
Представляешь, глубина полтора километра, выбраться наверх невозможно, тоннель обвалился спереди и сзади.
Толян выбил сигарету из пачки, прикурил.
— Знаешь, — сказал он, — мы просидели в обнимку несколько часов. Один фонарь, маски на лице, жара. Раны болеть начали. Я плыву, а она уговаривает меня держаться. Расспрашивает про жизнь, рассказывает о себе. А она, ты знаешь, красивая до дрожи. И одежда на ней — сплошная прореха. Грудь видна, ноги. А она нисколько этого не стеснялась. Был бы целым, ну хотя бы не таким поуродованым, точно положил ее под себя. Императрица была бы не против. В то утро я стал ее героем.
Толян смял недокуренную сигарету и продолжил.
— Потом Ганя сказала, что помощь идет, но спасатели вынуждены двигаться от поверхности, потому, что в тоннеле заложены мины. Не она была целью диверсии. Те, кто все это устроил, хотели, чтобы он, джихан, очертя голову кинулся в развороченный тоннель. И подорвался бы…
Рогнеда много мне про него рассказала. Что он одинок, что его никто не понимает, даже порой она. Я это плохо помню, сознание временами уходило. Но одновременно с этим было так хорошо… Если бы я умер тогда, наверное, было бы лучше.
Толик снова закурил.
— Да, — в задумчивости произнес Максим. — Вот какая сказочка. Чем же все кончилось?
— Очнулся я оттого, что где-то рядом стучали отбойные молотки. Плазменные горелки они выключили и копали по — старинке. Потом был врач, зимний воздух, лучший госпиталь… Прием у императора, орден, перевод во второй имущественный класс… Я больше не видел ее, кроме как в новостях. А дальше никчемная, пустая жизнь и эта вот пиявка — мозгокрутка Ирка. Как будто и жил всего пару часов.
На сигнальном браслете Толика в тоже мгновение загорелся красный огонек. Толик не веря своим глазам поднес его ближе, снова взглянул на устройство. Огонек индикатора медленно и плавно изменил цвет на зеленый.
Толик обратил взгляд дна Максима В глазах появилось слезливое, молящее выражение.
— Макс, будь человеком, найди ее. Я так боюсь, что она не вернется.
Максим подошел к оператору обслуживания, взял водки, минералку и салат на закуску. Он поставил все это на стол, похлопал совсем раскисшего приятеля по спине и пошел искать Ирину.
Подруга Толика сидела этажом ниже на террасе закусочной. Она расположилась в углу, потягивая коктейльчик из меню охаянный ею распределительного автомата.
— А, это ты, историк, — иронически сказала Ирина. — Пришлось вспомнить навыки психотерапевта?
Ее глаза говорили совсем другое. «Брось возиться с дураком» — говорили они. — «Неужели ты не видишь, как я хочу тебя».
Ладонь Максима, касавшаяся теплого и влажного лона это красивой, привлекательной женщины, запульсировала от соблазна снова прикоснуться к ней там.
— Только за деньги, — в тон ей ответил Макс.
— Однако ты пошел меня искать.
— Интересно, а как вы обходитесь, когда нет посторонних?
— Обходимся… — ответила она.
— Ты приползаешь или он?
— Обычно он. Закажет цацку подороже, возьмет шампанского, цветы и приходит мириться. Так и живем.
— Скажи, а часто у него загорается на браслете красная лампочка? — спросил Максим.
— Бывает, — ответила Ирина. — Он слишком жалеет о несбывшемся.
— А у тебя? — спросил Максим.
— Издеваешься? — с усмешкой ответила она. — Зачем, по-твоему, я трачу на себя столько его кредитов?
— Ну да, конторы духовного развития, как аналог средневековой торговли индульгенциями. Оттого и дерут три шкуры со слушателей…
— Макс ты никогда не думал о визите ребят в серебристых шлемах? — спросила Ирина.
Вдруг, острое чувство опасности кольнуло Максима. Он поднял глаза и увидел, как на специальную посадочную площадку на крыше космопорта опустился малый десантный люггер, раскрашенный в характерные для Теневого корпуса цвета — черный и серебристый.
Максим хоть и не знал за собой грехов, но на всякий случай взглянул на браслет. Лишь после этого он почувствовал себя более-менее спокойно.
— Страшно? — с насмешливой улыбкой поинтересовалась Ирина. — Не за Толиком ли моим любезным прилетели?
— Пойду, проверю, — сказал Максим.
И, несмотря на холодок, который засел в желудке, направился к подъемнику.
— Ну, сходи, — не таким издевательским тоном сказала она. — Пожалуй, и я с тобой пройдусь.
Они поднялись в зал ресторана, где шлемоголовые крутили руки Толику.