напряженным вниманием слушала императора, не отрывая от него, подчеркнуто восторженных глаз.
— Не беспокойся, — заметила Яна. — Это наихудший из всех возможных вариантов завлечения императора.
— Я и не беспокоюсь, — с досадой, которую ему так и не удалось скрыть, ответил Максим.
— Скоро Ганя вернется, — добавила амазонка. — И будет цвести, словно майская роза, дарить милому улыбки и восхищаться так, как этой крале с Гелиоса и не снилось.
Платформа плавно остановилась. Максим в последний раз посмотрел наверх. С этого ракурса галерея для наблюдения Луны казалась исполинской тарелкой, нахлобученной на особо толстую трубу под потолком бассейна. Яна повела его дальше, мимо практически раздетых амазонок, загорелые тела которых в свете закатного Солнца казались сделанными из красного дерева. Воительницы с подозрением смотрели на незнакомца, вторгшегося в их личное пространство, но, увидев, что его ведет одна из своих, не говоря, ни слова, просто провожали оценивающими взглядами.
— А ты привлек внимание наших барышень. Теперь будут задавать вопросы, и строить всяческие домыслы… Макс, подержи ключи и отвернись, — попросила девушка, протягивая связку.
Величко повернулся лицом к закату. Он услышал и почувствовал, как Яна сбросила с себя тряпочки купальника и стала натягивать комбинезон прямо на голое тело. Больше всего Максиму хотелось резко повернуться, чтобы увидеть амазонку голой. Но он героически преодолел искушение. Когда Яна закончила переодевание, он спросил:
— Можно повернуться?
— Пожалуйста, — ответила амазонка, задергивая до самого верха молнию на комбинезоне. — Пойдем. Она выхватила у историка связку с ключами и убрала в карман.
Они покинули бассейн и оказались на публичной территории. Закат здесь был почти не виден за притемненными иллюминаторами. Горели лампы. Максим вдруг почувствовал, что соскучился по нормальному, незатейливому освещению.
— Камень с души? — поинтересовалась Яна.
— Да, — улыбкой признался историк. — Я не успел пробыть на барке и часа, а неподвижное Солнце достало вконец.
— Ты не понимаешь, — ответила амазонка. — Вечный закат, — это символ нирваны, состояния безмятежной божественной благодати.
— Нирвана для меня — это взгляд прекрасной незнакомки, запах ее духов, ласкающая глаз пластика ее походки, шелест платья.
— Или комбинезона, — иронически вставила Яна. — Макс, ты просто поэт.
— Стараемся, — ответил ей Максим. — А иначе в этом вертепе нельзя.
Действительно, обстановка вокруг была соответствующей. Зал был стилизован под старину: красное дерево, бронза, багряный бархат портьер, свечи на столах и люстрах.
Играла тихая музыка. Декольтированные дамы и их кавалеры, разгоряченные шампанским и гашишем, напропалую болтали и кокетничали друг с другом, сплетались в танце, а потом снова пили и очаровывали друг друга, медленно подогревая свою страсть.
— Пускай будут счастливы и свободны, — снисходительно сказала Яна, — пусть у них будет изысканная еда и привлекательные спутники.
Тут каждый находит для себя занятие. Можно по другим порокам ударить. Этажом выше танцевальные залы и игровой клуб с рулеткой, лотереями и карточными столами.
Потом идут библиотеки и читальные залы. Выше — прозрачная прогулочная палуба и бассейн для гостей.
Не знаю, как Даня добился, но и в наш пресыщенный век, его приемы вызывают эйфорию у приглашенных. Эти сорок восемь часов счастья накрепко врезаются в память, люди очень дорожат такой честью — провести выходные на «Вороне».
— Я думал, что все гости сидят в томительной скуке, внимая бормотанию лектора на трибуне, — усмехнувшись, сказал Максим. — Честно говоря, я колебался, стоит ли сюда ехать.
— Какой кошмар, — иронически сказала девушка. — Это из-за твоей работы?
— В смысле? — поинтересовался историк.
— Явно пованивает нафталином. Нынче все по-другому. Хоть император и любит исторические представления, взгляды его предельно современные. В том числе и на светские мероприятия.
— А на отношения с супругой? — поинтересовался Максим.
— О, увы, тут все совсем не просто. Даня и Ганя вместе почти 2000 лет. Оттого и вносят разнообразие всеми способами. В основном она… Дане не очень это надо.
— И куда смотрят на станциях прослушивания? — адресуя пустоте, поинтересовался Максим.
— Что позволено Юпитеру, то не позволено быку, — ответила Яна. В мягкой отстраненности ее слов прозвучало требование остановиться.
Историк не стал развивать дальше эту тему.
Девушка открыла дверь служебного входа. Откуда-то доносился гул силовых установок.
Пройдя немного по коридору, Яна привычно распахнула дверь в нужную кладовую.
В помещении было прохладно. Вначале Максим подумал, что попал в библиотеку, но, приглядевшись, понял, что тут хранят бутылки.
— Ну и как тебе? — поинтересовалась амазонка. — Винный погребок Его Императорского Величества.
— Вот оказывается, как оно было, — с улыбкой ответил историк. — Все свое ношу с собой.
— А ты думал, что для императора вино тоже мешают из всякой бурды?
— Большинство того, что пьют и едят обычные люди, именно так и делают, — сказал историк. — Только не из бурды. И не мешают, а синтезируют.
Яна улыбнулась, но не стала комментировать слова историка.
— Хочешь попробовать то, что употребляет, сам джихангир Цареградский? — предложила она.
Тон этих слов был самым невинным, но Максим явно почувствовал скрытый подвох.
— Давай, — с опаской согласился он. — Если можно.
— Мы по глоточку, Данька и не заметит…
Девушка зажала в станке бутылку, вкрутила штопор в мякоть пробки, потом надавила на рычаги. Бутылка чпокнув, открылась.
Максим остолбенело глядел, как это делается. Раньше о таком он только читал.
— Я бы сам… Это ведь не женское дело.
— Когда научишься — пожалуйста, — с улыбкой ответила амазонка.
Она достала из станка бутыль и сняла пару стопок с полки.
— Разливай, — скомандовала амазонка, показав, сколько можно отлить.
Максим серьезно, с осторожностью, чтобы ни капли не пролилось, налил вино в посуду.
— Ну, давай, — серьезно сказала девушка.
— За знакомство, — предложил Максим и отпил темно-красную жидкость.
Вино оказалось поразительно невкусным, похожим на уксус. Историк, сделав над собой усилие, проглотил пойло, почувствовав, как двинулось оно по пищеводу к желудку. В голове пронеслось: «Как бы не обосраться».
— Ну, как? — с ненатуральным волнением поинтересовалась она.
— Своеобразно, — сделав над собой усилие, произнес Максим.
Амазонка рассмеялась.
— Не надо быть таким дипломатичным, — сказала она. — Ведь, правда, отвратно и пакостно.
— Действительно, крайне невкусно, — согласился историк. — Ты решила надо мной подшутить?
Он испытующе посмотрел на нее, напряженно размышляя, как ему к этому отнестись.
— Попался, — девушка снова засмеялась.
Максим вдруг неожиданно для себя схватил амазонку за запястья и прижал к стене, подняв ее руки над головой. Яна, смеясь, пыталась вырваться, и Максим чувствовал, что делает это она для вида, тщательно дозируя усилия, давая справиться с собой.
Ему было приятно чувствовать крепкое тело амазонки, упругую тяжелую грудь, сильные бедра и
