большому и малому. Вы даже не знаете, как делать это. Тем не менее ваша пневма движется в строгом соответствии с высшими законами Дао, так, как если бы вы были земным блаженным и достигли бессмертия на земле. Ваше дыхание бессмертно, ваша киноварная пилюля изготовлена и не знает себе равных, быстрый и медленный огни находятся в состоянии изумительного равновесия, ваше Колесо Закона самовращается и вряд ли есть человеческая сила, способная нарушить это движение. Для человека, не объявшего Истину, все это осталось бы сокрытым. Но для меня – нет. Потому что я – Ван Вэй, Хранитель школы 'Тайдисянь Мэнь'. Вам это о чем-нибудь говорит?
– Нет. Ни о чем.
– Это означает: 'Врата Великого Земного Бессмертного'.
– Да-да. Очень интересное название.
– Господин… Мне кажется, мы теряем время.
– 'Когда яркая луна с юго-запада освещает дорогу, бессмертие растягивает свою бесконечную тропу'. Так, кажется, говорится в великом трактате Цуй Сюнь Пянь? – произнес Демид. Губы его растянулись в лукавой усмешке, но глаза оставались холодными. – Куда спешить мне, если я, по твоим словам, бессмертен? – Фигура Демида, казалось, стала выше, бросив на маленького Хранителя мрачную тень. Ледяной ветер налетел на поляну, срывая последние бурые листья с деревьев и швыряя их в лица.
– Времени осталось мало, Тайдисянь, – пробормотал человечек. – Враг силен, и коварен, как никогда. Ты даже не сможешь распознать его в толпе. Я нашел тебя, пройдя полмира. И я должен помочь тебе убить Ди Жэня – для этого я рожден.
– 'Пусть мысли приходят и уходят. Наблюдайте за ними, не привязываясь и не цепляясь к ним. Это правильный путь. Все привязанности ведут к смерти…' – Не так ли, Ван Вэй? Это слова одного из твоих предшественников. Хранителя Вана Дунгуна. Он ведь ушел от воина Лю?! Он так и не объяснил ему своих загадок, и оставил беззащитным перед Врагом? Лю Дэань показался ему слишком несовершенным… Ты точно так же боишься человеческих привязанностей? Если да, то нам с тобой не по пути. Может быть, я и бессмертный, но я прежде всего человек! Я знаю, что такое любовь, и дружба, и предательство. Я никогда не смотрел на людей как на жалких букашек только из-за того, что являю собой идеальное орудие уничтожения, из-за того, что могу убить любого. Если хочешь быть мне другом, Ван, оставайся – я буду рад этому. Если ты пришел учить меня как лучше убивать людей – уходи. И никогда, слышишь, никогда не называй меня Тайдисянем! Мое имя – Демид. Не думаю, что это звучит хуже.
– Да, Демид. – сказал Ван. Он поднял глаза и улыбнулся.
ГЛАВА 14.
Наконец-то Лека получила возможность рассмотреть китайца вблизи. Не таким уж и стариком он оказался. Впрочем, она затруднилась бы назвать его возраст. Его скуластое, типично монголоидное лицо было гладким и чистым, как у молодого человека, движения – легкими и естественными, несмотря на некоторую сутулость фигуры. Но глаза… Им было лет сто – этим коричневым бездонным провалам под кустистыми седыми бровями. Невозможно было поймать взгляд Вана. Ван смотрел сквозь собеседника, и было непонятно, разговаривает он с тобой или витает мыслью где-то в заоблачной дали, где, как известно, проживают даосские небесные достопочтимые.
Ван говорил по-русски, хотя и не очень ровно. Мысли свои выражал настолько туманно, что мудреные рассуждения Демида казались в сравнении с ними детской азбукой. Тем не менее Лека, измученная любопытством, приставала к китайцу, пытаясь выведать, кто он такой и откуда взялся. Ван при каждом ее вопросе моргал, и на минуту сосредотачивался, вежливо отвлекаясь от заоблачных блужданий и спускаясь на бренную землю. Он сидел на полу, скрестив ноги, и пытался медитировать – вот уже второй час. И все это время Лека не давала ему покоя.
– Ван, так ты прямо из самого Китая приехал?
– Где?
– Из самого Китая приехал, говорю?
– Из Китаи? Нет, не из оттуда. Давно… Приехаль из Британии. Ландон. Там жиль.
– Из Англии? Так ты что, англичанин?
– Нет, я – хань, китаец. Ландон жиль. Давно-давно.
– Ты в Лондоне живешь?
– Йес. Уо гао кхэ-янь гун-цзо.
– Ван, ты перепутал! – Лека невольно перешла на ор, ей постоянно казалось, что она разговаривает с глухим. – Это Демид знает китайский! А я – не знаю! Совсем! Слышишь?! Я же тебе сто раз говорила! Что ты сказал, переведи!
– Не надо громко вопить, – китаец мило улыбнулся. – Я сказаль, что я – научный работник. Sciense[78]. Я – магистр. Ландонский университи.
– Вот как… Значит, ты научный работник, как и Дема. Он крыс режет. А ты чем занимаешься?
– History[79]. Преподаваю. Лингвистика, анализ. Очень много языков знаю. Хобби такой имею. Хинди, спаниш, немеськи, португиз, руски. Хорошо говорю!
– Ты думаешь? – Лека усмехнулась. – Может, мы на английский перейдем? Я немножко умею…
– Нет. Мне нужен разговорный прэктис. Я ошен быстро учусь.
– Тогда учись, хватит на коленках сидеть! Пойдем, погуляем. Я тебе такую классную экскурсию проведу – закачаешься! А можно куда-нибудь в кафешку завалиться. Что это такое – в Россию приехал, да так ее и не повидаешь?
– Мне нелься выходить, – сказал Ван. – Слуги Ди Жэня знают, что я там, и будут хотеть меня убивать. К тому же, 'Кафешька' – это не Россия, Я был в России. В Хаба- лофусыкэ.
– Где-где?
– По-руски Хабаровска. Но мы звали его Хаба-лофусыкэ. Мы валили лес, кушаль один раз в день, и мечталь вернутся домой. Это быль советско-китайски дружба. Я быль историк, но плохо изучал Мао. Я больше воз интерестин в древний история. Я плохо стремился к гунчаньчжуи. И меня послали воспитываться – в Сибирь, на лесоповал. Там со мной быль другие люди, такие как я – слишком умный для светлое будущее. Но когда я вернулся в Китай, там уже был гунчаньчжуи.
– Что?
– Гунчаньчжуи – коммунизм. Культурная революсия. И таким, как я, там быль только одно место – копать траншеи. Или умирать. Или стать хун-вэйбин. Но я не хотель делать революсия. У каждого есть свой Дао, путь. И этот Дао быль не мой. И я решил, что мне хватит. Мне было трудно уйти. Страшно держать за хвост тигра, но еще страшнее отпустить его. Я хотель остаться в Китай, научиться жить так. Но меня снова схватиль хун-вэйбины. Они сели меня в тюрму, уже в третий раз. Я мог сидеть многие дни, и питаться мало, но это только делало пользу. Но они не даваль мне укрепять дух. Они разрушали Дао. Я должен быль читать Мао. Мао, Мао, Мао – от сна до сна! И я поняль, что становлюсь от этого… Ну, как это сказать? Полный дурак! И тогда я ушел.
– Ты сбежал? Из тюрьмы? Это было так просто?
– Нет. Для низкого человека это нельзя. Но я уже познал истину, я мог ломать стену тремя ударами 'туй'. И я сломаль. Они стреляли, хотели взять. Трое, потом шесть. Но я решил уйти. Убил их всех, и три собак. А потом я ушель и спряталься.
– Убил… – Китаец выглядел так безобидно, но Лека верила – он мог убить. – Где же ты скрылся? По-моему, там одни маоисты правоверные. Не выдали тебя?
