между федералистами и демократами, восстании из-за виски, договоре Джея и т. д. Так, в письме от 1 сентября 1787 г. сообщалось: 'Прошлой зимой вблизи Бостона происходили сильные волнения, по существу даже восстание, о котором Вы, без сомнения, немало слышали. Одно время под руководством некого Шейса суровой зимой объединилось 7000 повстанцев. У них имелось множество поводов для недовольства, в том числе притеснения судей, спекулянтов, сборщиков налогов и т. д.' Ирвин характеризовал подавление восстания как братоубийственную войну, характер которой в США понимали лишь очень немногие. С этим восстанием генерал связывал и выступление восточных штатов в пользу создания 'сильной исполнительной власти'54.
Резко отрицательно Ирвин отзывался о принятии в 1798 г. законов об иностранных и подрывных действиях (Alien Law and Sedition Law) и рекомендовал Розенталю воздержаться от переезда в Америку. 'Вы несомненно должны будете чувствовать себя неловко, {142} если не получите всех прав свободного гражданина в моент, когда сойдете на берег'. Предстоящие выборы и победа Т. Джефферсона, на которую Ирвин рассчитывал, должны были изменить положение к лучшему 55. Хотя Розенталь так никогда и не вернулся в США (он умер в Ревеле в 1827 г.), все эти годы он не прекращал своей американской переписки, общался с консулами США в С.-Петербурге Дж. Гаррисом, Дж. Гибсоном и др.
Среди других участников и очевидцев Американской ревлюции встречается упоминание о некоем Карле Тиле (Charles Thiel), аптекаре из С.-Петербурга, приехавшем в Филадельфию еще в 1769 г. Назвавшись Кистом (Cist), предприимчивый аптекарь вскоре преуспел в издательском деле. Однако его известность главным образом связана с тем, что он одним из первых понял, что каменный уголь может быть использован в качестве топлива 56. Причудливо сложилась судьба другого русского странствователя - нижегородского мещанина Василия Баранщикова, оказавшегося в начале 80-х годов XVIII в. в Америке на принадлежавшем Дании острове Санкто-Томас 57.
Ф. В. Каржавин упоминал в своем дневнике (запись от 29 мая 1782 г.), что встретил среди немецких солдат в Америке одного русского, уроженца Ревеля. Через несколько дней (2 июня) от уточняет, что имя русского солдата - Захар Бобух ('Захар Иванов сын Бобух'?). В свое время, сообщал Каржавин, он выполнил 'для государыни Екатерины вторые и для графов Орловых много алмазной работы на платье и принужден был вместо награждения бежать из России'58.
Судьба русского умельца по алмазной работе, как и, возможно, некоторых других безвестных странствователей, так и осталась неизвестной. Зато большое впечатление на современников и позднейших исследователей произвела жизнь и деятельность другого человека, принадлежавшего по своему происхождению к высшей русской аристократии и переехавшего на постоянное жительство в США в конце XVIII в. Это был не кто иной, как сын Д. А. Голицына, приехавший в Балтимор в 1792 г. под именем Августина Смита. Отказавшись от большого состояния и княжеского титула, молодой Дм. Голицын стал католическим миссионером - 'отцом Августином' и основал в глухой части Пенсильвании, примерно в 200 милях от Фила-{143}дельфии, поселение Лоретто, где и поныне сохранился его памятник. Жизни и деятельности 'отца Августина' посвящено несколько специальных трудов на немецком, французском и английском языках, и здесь нет необходимости вновь подробно останавливаться на деталях его необычной судьбы 59. Представляется, однако, очевидным, что при выборе Америки в качестве места своей жизни на молодого Голицына в известной мере повлияли американские симпатии его отца. Показательно также, что Д. А. Голицын снабдил своего сына рекомендательными письмами к Дж. Вашингтону и Дж. Адамсу.
Обращая внимание на первых русских путешественников и переселенцев в США в XVIII в., я далек от стремления преувеличить их число и роль. Вместе с тем уже из приводимых сведений и в первую очередь материалов об участии выходцев из России в войне США за независимость видно, что этот вопрос заслуживает изучения, причем не исключена возможность, что настойчивого исследователя могут ждать впереди интересные находки. {144}
ГЛАВА IX
РУССКО-АМЕРИКАНСКИЕ
НАУЧНЫЕ
И КУЛЬТУРНЫЕ СВЯЗИ
В ПОСЛЕДНИЕ ДЕСЯТИЛЕТИЯ
XVIII в.
Обоюдный интерес к исследованиям в области физики и географических открытий в середине XVIII в. подготовил почву к установлению официального контакта между основанным Б. Франклином в 1743 г. американским философским обществом 1 (American Philosophical Society) в Филадельфии и императорской Академией наук в С.-Петербурге в первой половине 70-х годов XVIII в.
В связи с выходом в начале 1771 г. первого тома 'Трудов Американского философского общества'2 было решено направить его всем важнейшим иностранным 'философским' учреждениям, в списке которых, представленном 22 февраля 1771 г., фигурировало 'С.-Петербургское императорское общество' (Imperial Society of St. Petersburg)3. Из официальной надписи на 'Трудах' видно, что 'Американское философское общество, основанное в Филадельфии, искренне желая сотрудничать с императорским обществом в С.- Петербурге... просило принять этот том как первый результат своих работ в Новом Свете'. 'Труды общества' были пересланы Б. Франклину в Лондон для передачи различным европейским научным учреждениям. Удобный случай для связи с Петербургской академией наук представился летом 1772 г. во время пребывания в Лондоне одного из членов Академии, барона Т. фон Клингштэдта, которому Франклин и вручил 31 июля 1772 г. экземпляр 'Трудов' с личной надписью. Барон Клингштэдт, хотя и с некоторым опозданием, благополучно передал летом 1774 г. этот том в Академию, о чем имеется соответствующая запись в протоколах конференции от 22 августа (2 сентября) 1774 г. 4, а {145} сам еще ранее, 15 января 1773 г., по рекомендации Франклина был избран первым членом Американского философского общества от России 5.
Позднее в 'Академических известиях', выходивших 'при С.-Петербургской императорской Академии наук появился перевод основного содержания 'Сочинения ученого Американского общества, учрежденного в Филадельфии для приращения полезных знаний. Том I на 1769 и 1770 год'. Среди переведенных материалов читатель находил 'Рассуждение о физическом состоянии Северной Америки', статью Хью Уильямсона о кометах и др. 6
Любопытные научные контакты между Америкой и Россией завязывались во второй половине 80-х годов XVIII в. через Екатерину II, Вашингтона, Франклина и Лафайета. Русская императрица была заинтересована в этих контактах, так как занималась подготовкой сравнительного словаря всех языков мира. На плохие условия научной работы Екатерине II жаловаться, конечно, не приходилось: к ее услугам была многочисленная армия чиновников всех рангов, готовых выполнить любое ее распоряжение и даже прихоть. Неудивительно поэтому, что лингвистический материал в изобилии поступал в С.-Петербург со всех концов огромной империи. Несколько сложнее обстояло дело с получением информации из Америки. Но и здесь для царицы вопрос решался довольно просто. Стоило Екатерине II сообщить о своем проекте Лафайету, как последний немедленно обратился прямо к Вашингтону и Франклину. 'В приложении я посылаю словник, - писал Лафайет, - который русская императрица просит заполнить индейскими словами. Вы знаете о ее плане всеобщего словаря... Ваши уполномоченные по делам индейцев полковник Хармар и генерал Батлер смогут организовать работу, которую важно выполнить хорошо, так как императрица... придает ей большое значение'7.
В свою очередь, Дж. Вашингтон и Б. Франклин, стремясь возможно полнее исполнить эту просьбу, связались с рядом лиц в Соединенных Штатах, способных обеспечить подбор необходимых для Екатерины II материалов 8.
'Высочайшая просьба' не осталась в Америке без внимания, и отклик на нее пришел скоро. Уже в апреле 1787 г. Франклин смог возвратить Лафайету вопрос-{146}ник Екатерины II, заполненный 'словами на делаварском и шаванезском языках'9. Позднее, в начале 1788 г., аналогичные материалы для Екатерины II направил Дж. Вашингтон, выражавший свое сердечное пожелание, чтобы проект императрицы 'создать всеобщий словарь увенчался заслуженным успехом'10.
Так был осуществлен, выражаясь современным языком, первый научный обмен между Америкой и Россией на высшем уровне. Материалы о нем давно уже опубликованы, но, как иногда случается, они практически затерялись среди бесчисленных документов в многотомных сочинениях Дж. Вашингтона и Б. Франклина. Исследователям они казались, по-видимому, слишком малозначительными, чтобы обращать на них серьезное внимание, и их цитировали довольно редко. Между тем современники, и прежде всего сам Дж. Вашингтон, усматривали в этом деле, и, надо сказать, не без оснований, важный шаг к сближению
