между народами. Нельзя не напомнить в этой связи замечательные слова великого основателя американского государства, написанные им в том же самом письме к Лафайету, в котором он пересылал материал о языках индейцев Екатерине II. 'Узнать языковую общность, - писал Вашингтон, - означает сделать один шаг к развитию общности народов. Было бы хорошо, чтобы гармония между народами стала бы целью, самой близкой сердцам монархов, и чтобы стремление к миру (чему не в последнюю очередь способствует торговля и возможность понимать друг друга) возрастало бы с каждым днем! Если настоящие или какие-либо другие мои действия с целью обеспечить информацию о различных диалектах коренных жителей в Америке прольют луч света на запутанный вопрос о языке в целом, я буду в высшей степени удовлетворен'11.
Дж. Вашингтон выражал желание, чтобы проект Екатерины II 'мог бы в какой-то мере положить основание ассимиляции языка, которая, в свою очередь, приведет к ассимиляции обычаев и интересов, что когда-нибудь устранит многие причины вражды среди человечества'12.
Эти мечты в то время носили, конечно, отвлеченный характер, но тем не менее первый практический шаг, осуществленный при ближайшем участии Б. Франклина и Дж. Вашингтона, не пропал даром {147} для развития языкознания как в России, так и в Америке. Материалы, полученные из Соединенных Штатов, были частично использованы для второго издания всеобщего сравнительного словаря 13, который, в свою очередь, позднее имел большое значение для филологических исследований в Соединенных Штатах. Собирая материалы для Екатерины II, американцы оказались тем самым вовлеченными в сравнительное изучение индейских языков. По образцу русского словаря американские ученые подготовили затем словари различных индейских племен (Б. С. Бартон, Дж. Геккевельдер, Т. Шултц и др.).
Как Бартон, так и Геккевельдер считали, что сходство между языками американских индейцев, татар и некоторых других азиатских народов объяснялось, вероятно, их общим происхождением. В письме к А. А. Нартову Геккевельдер высказывал в этой связи предположение, что американские племена происходят из Азии и большинство из них родственны татарам 14. Такой же точки зрения придерживался и Джон Ледиард, совершивший в 1787-1788 гг. путешествие по Сибири. 'Я сам убежден, - писал Ледиард Т. Джефферсону, - что Америка населена со стороны Азии и что некоторые, если не все, ее животные происходят оттуда'15.
При рассмотрении русско-американских научных и культурных связей в XVIII в. нельзя не обратить внимание на переписку и личное знакомство Б. Франклина с княгиней Е. Р. Дашковой, являвшейся директором Петербургской академии наук в 1783-1796 гг. и президентом специальной Российской академии, основанной по ее инициативе в 1783 г. для разработки русского языка. Первый обмен письмами и встреча Франклина с Дашковой произошли в Париже зимой 1781 г. 16 Позднее Франклин прислал Дашковой второй том 'Трудов Американского философского общества', в связи с чем в письме от 30 августа 1788 г. княгиня выражала ему благодарность 17.
17 (28) апреля 1789 г. по предложению Б. Франклина Е. Р. Дашкова была единогласно избрана членом Американского философского общества, и 15 мая ей был послан соответствующий диплом. 'Стремясь способствовать интересам общества привлечением к нему выдающихся ученых, - указывалось в дипломе, избрали г-жу княгиню Дашкову, президента император-{148}ской Академии наук в С.-Петербурге, членом упомянутого философского общества...'18. Е. Р. Дашкова стала первой женщиной и вторым русским членом Американского философского общества. 18 (29) августа 1791 г. об избрании Дашковой официально сообщил А. Ю. Крафт, представив конференции Академии наук копию диплома, подписанного собственноручно 'знаменитым д-ром Франклином', как 'свидетельство лестной и высокой оценки литературных заслуг княгини со стороны самых отдаленных научных учреждений'19.
Позднее, касаясь обстоятельств своего избрания, сама Е. Р. Дашкова писала в воспоминаниях: 'Движимый дружбой и уважением ко мне, он (Франклин. - Н. Б.) предложил избрать меня в члены этого уважаемого и уже знаменитого Филадельфийского философского общества, куда я была избрана единогласно; я уже получила диплом, и с того времени Общество не упускало случая посылать мне издаваемые им работы'20.
Уже в годы войны США за независимость американские ученые проявляли все возраставший интерес к достижениям русской науки. Вот что говорил вице-президент Философского общества д-р Томас Бонд в своей речи на юбилейном собрании 21 мая 1782 г.: 'Если мы обратимся к странам древнего и нового мира, то обнаружим, что самой значительной чертой в их характере, чертой, которая обеспечила им признание за рубежом, была их любовь литературы, искусств и наук. Россия, которая еще несколько лет назад была почти неизвестна в Европе, поднялась к светлому величию, подобно утреннему солнцу. Она занялась поисками ученых во всем мире и предоставила все возможное поощрение различным отраслям литературы; есть что- то общее и похожее между Росией и Америкой, в том что касается созданных улучшений и неожиданного величия, я не могу удержаться от искренней рекомендации Обществу содейвовать знакомству с учеными людьми и учреждениями этой выдающейся страны. Наука находится на попечении всеобщей дружбы. Она не знает, что такое вражда и ненависть. Она ни с кем не ведет войну. Она находится со всеми в мире, и путь сотрудничества, который она открывает, открыт для всего человечества 21.
Когда в 1780 г. в Бостоне была основана Аме-{149}риканская академия искусств и наук, одним из ее наиболее достойных иностранных членов стал знаменитый Леонард Эйлер. Официально избрание Л. Эйлера датируется 30 января 1782 г., но есть основание полагать, что это событие произошло несколько ранее. Во всяком случае, в протоколах конференции Петербургской академии наук сохранилась запись от 28 февраля (11 марта) 1782 г., которая гласит: 'Секретарь (в то время это был сын Леонарда Эйлера Иоганн-Альбрехт Эйлер. Н. Б.) вскрыл пакет, адресованный императорской Академии наук, который содержал письмо Академии искусств и наук, недавно основанной в Бостоне в Америке, господину Эйлеру-отцу от 1 июня 1781 г., подписанное секретарем по связи Джозефом Уиллардом. Это только что образованное Общество избрало г-на Эйлера-отца в числе своих членов и просило его передать и огласить в императорской Академии наук свой устав, изложенный в печатном листке, озаглавленном: Акт основаниия и учреждения Общества содействия и поощрения искусств и наук'22.
Сделав столь удачный выбор, бостонское общество искусств и наук проявило свое уважение к лучшим достижениям Петербургской академии, с которой завязало контакты сразу же после своего основания. К сожалению, в архиве АН СССР не удалось найти каких-либо дополнительных материалов, относящихся к этому избранию. Не увенчались успехом и поиски составителей фундаментального указателя по рукописным материалам Л. Эйлера 23. В то же время из опубликованной в 1965 г. заметки Е. Двойченко-Марковой известно, что 22 августа 1782 г. на заседании Американской академии искусств и наук было оглашено ответное письмо Эйлера о его согласии быть членом Бостонской академии (letter of acceptence)24. Американские ученые, несомненно, были хорошо осведомлены о научных заслугах Леонарда Эйлера, а в библиотеке Бостонской академии, судя по ее первому рукописному каталогу, имелось 11 работ великого ученого (17 томов)25.
Связи Американской академии искусств и наук с Россией на этом не ограничились. Значительный интерес бостонские ученые проявили, в частности, к изучению сибирской пшеницы; специальные замечания по этому поводу представил 22 августа 1781 г. {150} У. Гордон, а 14 ноября 1781 г. на заседании Академии было оглашено письмо Д. Литтла и К. Гарнетта о времени и обстоятельствах появления сибирской пшеницы в Америке. Позднее, 29 мая 1787 г., в связи с изданием первого тома трудов Бостонской академии 26 было решено направить его в различные 'литературные общества', в числе которых упоминалась 'императорская Академия в России'. Получение этих трудов вместе с письмом Дж. Уилларда от 25 сентября 1787 г. подтверждалось в официальном издании Петербургской академии. Спустя некоторое время в этом же издании сообщалось о получении из Бостона известия о смерти первого президента Американской академии искусств и наук Дж. Боудвина 27. Исключительно удачным оказался и выбор первого американского ученого, удостоившегося чести войти в число иностранных членов Петербургской академии наук.
Им оказался не кто иной, как Б. Франклин. Как записано в протоколе конференции от 2 (13) ноября 1789 г., княгиня Дашкова, разбирая бумаги Академии, 'с удивлением обнаружила, что знаменитый Франклин не числится среди иностранных членов'. 'Его кандидатура по предложению ее светлости была поставлена на голосование, после чего этот уважаемый и знаменитый ученый получил все утвердительные голоса и был избран единогласно'28.
В известном письме Франклину от 4 (15) ноября 1789 г., написанном по-английски, Дашкова отмечала: 'Я всегда полагала и даже льстила себе мыслью, что Вы являетесь членом императорской Академии наук,
