вокруг них. Ходульник начал подниматься вверх, выбираясь из низины снова на свет; оглянувшись по сторонам, люди увидели в низине еще пятерых ходульников, растянувшихся в цепь – одно из растений шло совсем близко к ним, четверо других едва можно было различить во мраке в отдалении.
Подъем давался ходульнику с трудом. И тем не менее он выбрался на свет и продолжил свой путь без какой-либо остановки.
Лесу тоже удалось перебраться через низину теней. Чтобы пробраться через мрак низины, Лесу пришлось многим пожертвовать: дабы разрастись на последних метрах освещенной солнцем земли, Лес сбросил свои последние листья. Здесь, на склонах глядящих в сторону вечно уходящего за горизонт солнца, еще можно было заметить Его последние потуги выглядеть так же величественно и достойно, как в жаркий краях.
– Как ты думаешь, Грин, может быть ходульник остановится здесь? – спросила Яттмур. – Как ты полагаешь?
– Откуда мне знать. Что ты спрашиваешь меня?
– Он
– Я не знаю. Я же сказал тебе. Я ничего не знаю.
– А твой сморчок?
– Он тоже ничего про это не знает. Оставь меня в покое. Давай спокойно подождем, что будет.
После этого замолчали все, даже толстопузые рыболовы и те затихли, неподвижно сидя среди шестидольного тела ходульника и с выражением отчаяния, надежды и страха глядя по сторонам на разворачивающийся жутковатый пейзаж.
Ничем не намекнув на то, что момент остановки скоро наступит, ходульник подошел вплотную к склону холма и медленно, но упорно принялся взбираться вверх. Длинные ноги растения продолжали выискивать и нащупывать самые безопасные места среди чахлой растительности и рытвин на склонах холма, и сидящие на нем поняли, что целью длинноногого странника является никак не освещенный умирающим солнцем склон холма, последнее прибежище света и тепла среди преисподней тьмы, а нечто находящееся еще дальше впереди. Ходульник продолжал свой путь, достиг вершины холма и, перевалив через нее, тем же мерным шагом начал спускаться, проделывая все это с размеренностью растительного автомата, которого его седоки внезапно возненавидели всей душой.
– Нужно спрыгнуть! – воскликнул Грин, поднимаясь. – Я прыгаю первым.
Яттмур, заметив, какими дикими сделались глаза ее мужа, попыталась угадать, кому на самом деле принадлежали эти слова, сморчку или самому Грину. Обхватив себя в отчаянии руками за грудь, она закричала, чтобы Грин не смел этого делать, что он разобьется. Грин замахнулся палкой, чтобы ударить Яттмур, но рука его застыла в воздухе – в то время как ходульник, не останавливаясь ни на мгновение, наконец спустился с холма к самому его подножию.
Последний луч солнца упал на них. Последний раз они взглянули на мир, осиянный золотистым солнечным светом, пронизывающим мутноватый здешний воздух, на Лес, с коричневой редкой листвой или совсем без листвы, на другого ходульника, появившегося сбоку неподалеку от них. Потом вершина холма поднялась над ними, и они окунулись в мир вечной тьмы. В один голос с их уст сорвался крик ужаса, крик, разнесшийся по бесплодным пустошам, теперь окружившим их, отразившийся эхом и затихший в отдалении.
С точки зрения Яттмур, исход их пути теперь мог быть только один. Они ступили в мир неминуемой гибели, и очень скоро смерть придет за ними.
Совершенно уже не в силах о чем-либо думать, она потерянно спрятала лицо в мягких волосах на толстой спине ближайшего к ней толстопузого и просидела так неизвестно сколько времени, пока продолжающееся мерное покачивание ходульника не убедило ее, что путь их продолжается прежним порядком и ничего ужасного пока не происходит.
– Наш мир стоит на месте, навечно повернувшись к солнцу одной стороной, – проговорил Грин, повторяя слова сморчка. – …сейчас мы входим на ночную половину нашего мира, перебираемся через пограничную сумеречную зону… впереди нас лежит вечная тьма…
Его зубы стучали от страха. Услышав, как дрожит от ужаса голос Грина, Яттмур открыла глаза и повернулась к нему, чтобы бросить первый за долгое время взгляд на его лицо.
Во тьме бледное лицо ее спутника глядело на нее мутным белесым пятном, являя облик призрака, но все же вселяло в нее покой и уверенность. Грин протянул одну руку и обнял девушку, после чего они прижались друг к другу, соприкоснувшись щеками. Близость со своим мужчиной согрела ее и придала достаточно храбрости для того, чтобы поднять голову и оглянуться по сторонам.
С содроганием она увидела вокруг только совершенное запустение и отсутствие жизни, отчего ей вообразилось, что они угодили во впадину какой-то невероятно огромной морской раковины, выброшенной морем космоса на колдовской пляж небес. Действительность вокруг была маловыразительна и вместе с тем вселяла в душу небывалый страх. Прямо над головами у них умирало последнее воспоминание о солнечном свете, освещая своими остатками долину, по которой они шествовали. Тусклый свет застилала собой чернильная тень, которая все более и более покрывала своими крылами небо, исходя из дальней точки горизонта, в сторону которой упорно продвигался их ходульник.
Неожиданно они вошли в место низкого гудящего звука. Взглянув вниз, Яттмур обнаружила, что ходульник продвигается через поле белесых извивающихся червей. Черви цеплялись и терлись своими телами о тонкие длинные ноги ходульника, которые растение теперь начало переставлять с преувеличенной осторожностью, с тем чтобы не потерять от напора земных тварей равновесие. Отливая желтоватым воском в остатках небесного свечения, черви кишели, колыхались и в ярости цеплялись за ноги ходульника, отказываясь выпускать его из своей хватки. Некоторые из червей были длинны настолько, что почти дотягивались до шестидольного вместилища, в котором сидели, замерев от страха, люди, и когда головы нескольких червей мелькнули перед Яттмур, та с содроганием заметила жадно разверстые и направленные в их сторону чаши рецепторов. Чем являлись эти рецепторы, органами чувств, ртами или глазами, а может быть особыми органами, улавливающими изливающиеся с небес остатки тепла, она не могла сказать. Но стон ужаса, который издала Яттмур, наконец вывел Грина из его транса; почти обрадовавшись тому, что он может хотя бы на время отвлечься от неведомых ему кошмаров, которые мельтешили в его голове, он принялся отражать палкой атаки восковых червей, которые, вырываясь снизу из густого мрака, все норовили дотянуться до теплых человеческих тел.
Другому ходульнику слева и чуть позади от них тоже приходилось нелегко. И хоть земля внизу была едва видна, они смогли разобрать, что в одном месте шестиногое создание ступило в самое логово червей, где те шевелились сплошной огромной кучей, достигая невероятной длины. Выделяясь почти ясным силуэтом на фоне ярко освещенного сравнительно с окружающей тьмой склона холма вдали, второй ходульник застыл, удерживаемый шевелящейся под его длинными ногами массой червей, целым лесом бескостных пальцев, что кишели вокруг него. Ходульник пошатнулся. Потом, не издав ни единого звука, он упал, и конец его долго пути был отмечен кишением бесчисленных червей вокруг его повергнутого тела.
Ничем не отреагировав на происшедшую неподалеку трагедию, ходульник, на котором ехали люди, продолжал шагать вперед.
Самый опасный участок, где червей было особенно много и где они были особенно сильны, остался позади. Черви, корневая система которых приковывала их к земле, не могли ползти за ними следом. Червей стало заметно меньше, они сделались короче, потом поле червей осталось позади них, а чуть позже ужасные твари стали попадаться лишь только отдельными кучками, которые ходульник с легкостью обходил стороной или перешагивал.
Немного успокоившись, Грин воспользовался передышкой, чтобы повнимательней оглядеться по сторонам и понять, куда они забрели. Яттмур в страхе прятала свое лицо у него на плече; в животе у нее поднималась тошнота и она ничего больше не хотела и не могла видеть.
Глава двадцать первая
Крупные и мелкие камни густо были рассыпаны по равнине, которую сейчас пересекал ходульник. Все эти камни были принесены сюда течением реки, давно уже пересохшей и ушедшей в небытие; в древности
