нас появилась возможность уйти, мы не должны ее упускать.
– Если ты так считаешь, то я тоже не возражаю, хоть я и устал от скитаний.
Земля снова содрогнулась. Невольно пошутив, Яттмур сказала:
– Мы должны уйти от этой горы, пока гора сама не ушла от нас, – после чего добавила: – А еще мы должны забрать с собой толстопузых, и если те не захотят идти с нами, нам придется гнать их силой. Если эти несчастные останутся здесь, то наверняка погибнут, либо от руки острозубых, либо от голода.
– О, нет, – вздохнул Грин. – От них слишком много беспокойства. Пускай эти несчастные создания остаются здесь на горе. Я не хочу брать их с собой.
– Сами они вряд ли согласятся идти с нами, поэтому вопрос считаем закрытым, – подытожил дельфин, ударив хвостом по валуну. – А теперь, давайте выступим в путь, потому что мне уже надоело ждать.
Пожитков, которые они могли бы взять с собой, почти не было, поскольку жили они тем, что могла дать им природа. Приготовление в дорогу свелось к тому, что они проверили свое оружие, собрали немного еды, да в последний раз оглянулись на пещеры, которые были их домом с тех пор, когда Ларена еще не было на свете. Заметив стоящий рядом с валуном горшок, Грин спросил:
– Что будем делать с содержимым этого горшка?
– Отставим его здесь на забаву хищникам, – сказала Яттмур.
– Мы заберем сморчка с собой. Одна из моих женщин понесет его, – сказал дельфин.
Татуированные женщины, напрягая свои силы, уже поднимали дельфина с валуна и укладывали его на спину великана-носильщика, при этом от усилий полоски на их телах перепутывались с морщинами и складками кожи. Между собой женщины общались только посредством рычания, хотя одна из них умела односложно выражаться, подкрепляя свои слова жестами, когда Содал-Йе обращался к ней, говоря на языке, которого Грин не понимал. С удивлением он следил за тем, как поднимают дельфина и водружают на место на спине сгорбленного носильщика, руки которого привычным кольцом обхватили туловище своего хозяина.
– И сколько еще этот несчастный калека должен будет носить тебя по свету? – спросил у дельфина Грин.
– Предназначение его расы – счастливое предназначение, которым можно гордится – служить племени бери-тащи. С самого детства он обучался этому служению. Он не знает, да и не хочет знать другой жизни.
Так они отправились в путь, принявшись спускаться с горы в сторону темной долины, возглавляемые парой татуированных рабынь. Яттмур оглянулась и увидела, как жалобно смотрит им вслед от своей пещеры троица толстопузых. Она подняла руку, помахала им, крикнула и позвала с собой. Рыболовы медленно поднялись и двинулись за ними, натыкаясь друг на друга и едва не падая в своих попытках удержаться как можно ближе вместе.
– Идите сюда! – ободряюще крикнула им она. – Идите с нами, и мы поможем вам и присмотрим за вами.
– У нас и без них хватает неприятностей, – проворчал Грин. Быстро наклонившись, он поднял с земли несколько камней и запустил их в сторону толстопузых.
Ему удалось попасть – одному он угодил в промежность, другому досталось в плечо, отчего те быстро повернулись и припустились наутек обратно в пещеру, громко крича о том, что никто на свете их, несчастных, не любит.
– Напрасно ты так жесток к ним, Грин. Мы бросаем их здесь на милость острозубых.
– Говорю тебе, что я уже достаточно натерпелся от этих толстопузых. Нам будет лучше и легче, если мы пойдем дальше одни.
Он погладил Яттмур по плечу, но та не захотела соглашаться с ним.
Когда они подошли уже к долине, крики толстопузых позади них стихли. Никогда больше Грин и Яттмур не слышали плача рыболовов живот-дерева.
Глава двадцать пятая
Преодолевая завалы камней и расселины, они спустились вниз по Большому Склону, видя, как мрак долины поднимается им навстречу. В темноту они входили постепенно – был, например, момент, когда они погрузились во тьму по колени; после этого тьма начала подниматься быстрее, поглощая их, по мере того как приплюснутый диск солнца скрывался за зазубренным краем цепочки холмов впереди.
Океан тьмы, в который они вошли и по которому им теперь предстояло в течение некоторого времени путешествовать, был не абсолютным. И хотя в небе не было облаков, чьи освещенные солнцем подбрюшья могли бы отбрасывать на их путь отраженный свет, вокруг них по сторонам достаточно часто вспыхивали молнии.
Ручьи, стекающие с Большого Склона, собирались здесь, наконец-то, в один общий поток, доходящий до размеров небольшой речки и вырывший в почве для себя русло, что на некоторое время определило их путь, заставив продвигаться вдоль высокого берега, цепочкой по краю крутого утеса. Идти приходилось осторожно, отчего их продвижение замедлялось. С трудом они огибали крупные камни, скатившиеся с горы в результате недавнего землетрясения. За исключением их шагов, единственный звук, не считая шума воды, был регулярный мучительный хрип, который издавал с каждых вдохом несущий дельфина раб.
Вскоре появившийся впереди них грохот и рев воды объявил о том, что они приближаются к водопаду. Всмотревшись во тьму, они увидели впереди себя свет, исходящий из места, которое, как они смогли догадаться, было краем утеса. Их процессия остановилась, в нерешительности они столпились, держась поближе друг к другу.
– Что там такое? – спросил Грин. – Что за создания могут обитать в этой жалкой дыре?
Никто не ответил ему.
Содал-Йе прохрипел что-то способной произносить несколько фраз татуированной женщине, которая обернулась к своей немой напарнице. Немая там где стояла, немедленно начала исчезать, вся обратившись внутрь себя, замерев и напрягшись.
Яттмур дотронулась до руки Грина. Он первый раз был свидетелем акта исчезновения. Нависающие над ними тени придавали происходящему еще более зловещий вид, особенно в тот момент, когда сквозь сделавшееся полупрозрачным тело женщины стал виден изрезанный край утеса. В течение нескольких мгновений линии татуировок женщины висели во мраке неподвижным сложным узором. Напрягая зрение, Грин пытался разглядеть, что же будет дальше. Татуированная немая исчезла, и это было так же бесспорно, как и доносящийся до них грохот низвергающегося неподалеку водопада.
Ни один из них не сошел с места до тех пор, пока женщина не появилась перед ними вновь.
Окончательно материализовавшись, женщина произвела несколько жестов, смысл которых при помощи мычания ее подруга передала дельфину. Содал-Йе приказал носильщику двигаться вперед, хлопнув своим хвостом того несколько раз по спине, при этом проговорив, обращаясь к остальным:
– Опасности для нас там нет. За скалой сидят двое или трое острозубых, может быть они стерегут мост, но очень скоро все они должны будут оттуда уйти.
– Откуда ты знаешь? – спросил Грин.
– Они уйдут, потому что при своем приближении мы произведем шум, – объяснил Содал-Йе, словно бы не услышав вопроса Грина. Сразу же после своих слов дельфин испустил неожиданно громкий подвывающий крик, испугавший Яттмур и Грина, оторвавший их от тревожных мыслей и заставивший расплакаться ребенка.
Они двинулись вперед и довольно скоро край утеса скрыл собой мерцающий свет, который мигнул и погас. Добравшись до места, где недавно то ли горел факел, то ли был разожжен костер, они осмотрелись. В свете молний они заметили неподалеку шестерых или восьмерых покрытых шерстью существ, вприпрыжку спускающихся в ущелье, одно из которых несло в руках грубо сделанный факел. Время от времени кто-то из острозубых взлаивая от страха, оглядывался на бегу назад.
– Откуда ты узнал, что острозубые уйдут? – спросил Грин.
– Ты слишком много говоришь – помолчи. Здесь нужно идти с особой осторожностью.
Они добрались до природного подобия моста: часть утеса обрушилась и теперь лежала цельным куском над пропастью, по дну которой змеилась речушка, в скором времени низвергающаяся в другую,
