факт остается фактом, и острозубые сегодня заполонили всю Сумеречную Зону.
Острозубые очень вспыльчивы и им нельзя доверять. Иногда они соглашаются повиноваться мне, иногда категорически не идут на это. По счастью, страх перед силой разума моей расы укоренился в них очень глубоко за долгие века.
Я ничуть не удивлюсь тому, если вы, обитатели деревьев, или люди, играющие в игры друг на дружке, как о вас говорили толстопузые, окажетесь предвестниками следующей волны нашествия. Вас об этом спрашивать сейчас, конечно же, бесполезно, поскольку сами вы можете этого еще не сознавать…
Большая часть этого монолога прошла мимо ушей Грина и Яттмур, поскольку их внимание было отвлечено на разворачивающийся перед ними темный и мрачный пейзаж, а также на то, чтобы во тьме не оступиться и не провалиться в какую-нибудь расселину.
– Кто такие эти люди, которых ты ведешь с собой словно рабов? – спросил дельфина Грин, указывая на двух татуированных женщин и носильщика.
– Если ты внимательно прислушивался к моим словам, то наверняка уловил в них название племени пашников. Если бы мы не взяли их под свое покровительство, эти люди все давно бы умерли.
Пашники, как ты можешь понять это, Грин, обладают способностью дальнейшего развития и находятся сейчас в стадии перехода от одного состояния к другому. В чем заключена суть этого состояния, я объясню вам как-нибудь в другой раз. Переход пашников происходит в весьма серьезной сфере. Со временем они превратятся в растения, если к тому сроку не вымрут от полного бесплодия. Уже очень много лет назад они забыли о том, что такое речь. Они потеряли это свое умение, что я бы мог расценить и как достижение, поскольку это прибавило им способности к выживанию, приблизив их к растительному состоянию, отбросив с пути перехода огромный кусок имеющегося в них человеческого.
Подобные перемены совсем не удивительны для теперешнего состояния мира, однако поразительно то, что они параллельно повлекли за собой эти трансформации. Пашники лишены понятия о проистекающем вокруг них времени; вероятно, смысл этого понятия в нашем мире, где более нет ничего, что могло бы отмерять ток суток или времени года, постепенно теряется для всех рас, однако пашники в их теперешнем состоянии вообще позабыли о том, что подразумевает собой понятие обычной протяженности времени. Для них существование означает собой лишь период круговорота жизни. Это было и это есть единственная мера тока времени, которую они еще способны худо-бедно осознать: периоды бытия и небытия.
Таким образом пашники развили в себе способность жить свободной от тока времени жизнью и, ничем не ограниченные, могут перемещать себя вдоль периода своего бытия в любую сторону.
Яттмур и Грин непонимающе переглянулись друг с другом сквозь висящую меж ними тьму.
– Не хочешь ли ты, дельфин, сказать, что эта женщина способна передвигаться вперед или назад во времени? – спросила Яттмур.
– Я хотел сказать не совсем это; да и сами пашники выражают свое умение в несколько иных понятиях. Их разум совсем не похож на ваш или мой, но, к примеру, в то мгновение, когда мы подошли к мосту, который стерегли острозубые с факелом, я приказал одной из женщин переместиться вперед по линии тока ее жизненного цикла и убедиться в том, что мы перебрались через мост без всякого вреда.
Возвратившись, она подтвердила, что перебраться через мост нам удалось вполне успешно. Таким образом мы смело пустились вперед и оказались на другой стороне моста, что подтвердило то, что слова ее, как обычно, оказались верными.
Сами пашники прибегают к подобному только при грозящей им неминуемой опасности; для них перемещение вдоль линии тока жизненного цикла есть одна из форм самозащиты. Так, скажем, когда Яттмур впервые принесла нам еду, я приказал женщине умеющей перемещаться, отправиться вперед с тем, чтобы узреть, не отравлена ли наша еда. Когда она вернулась и объявила, что в будущем мы по-прежнему живы и здоровы, я понял, что еда совершенно безопасна и ее смело можно употреблять в пищу.
Точно так же, когда я впервые увидел тебя, Яттмур, вместе с острозубыми и (как вы их называете?) толстопузыми, я послал мою женщину проверить, собираются ли нападать на нас эти дикари или нет. Как видите, даже такие ничтожные и глупые существа, как пашники, могут приносить пользу, если уметь ими правильно управлять!
Спустившись с гряды, теперь они медленно продвигались среди долины, петляя меж подножиями холмов, погруженных в зеленоватый сумрак, подсвечиваемый отраженным от небесных облаков солнечным светом. Раз за разом слева от себя они замечали передвигающееся пятно света: острозубые шли за холмами параллельно им, очевидно, запалив от первого еще несколько факелов.
Слушая дельфина, Грин смотрел все с более возрастающим любопытством на спины татуированных женщин, шагающих по главе их процессии.
Так как женщины эти были совершенно обнажены, он видел, до чего слабо были развиты их половые признаки. Волосы у них росли только на голове, отсутствуя под мышками и на лобках. Их бедра были узкими, их груди – плоскими и отвислыми, хотя, судя по виду, лет им было не так много.
Татуированные пашницы двигались вперед, не выказывая особого энтузиазма, но и не замедляя своего шага. Одна из женщин несла на голове горшок с содержащимся внутри сморчком.
Пытаясь представить себе, насколько отличным от людского должно было быть понимание мира этими женщинами, Грин испытывал благоговейный ужас; о чем могли они думать, шагая, что представляла собой их жизнь, что являл собой ток мысли тех, чей цикл жизнеоборота представлял не цепочку последовательности событий, а уже раз определенную и уже готовую нить переходов от возникновения к бытию и уходу.
– Эти пашницы, они счастливы? – спросил он Содал-Йе.
Бери-тащи гортанно рассмеялся.
– Мне никогда в голову не приходило спрашивать их об этом.
– Так спроси сейчас.
Раздраженно хлопнув по спине носильщика своим широким хвостом, дельфин ответствовал:
– Любопытство является проклятием вас, людей, и подобных вам существ. Этот опасный порок, эта сладостная, но безжизненная приманка приведет вас в результате в никуда. Для чего мне говорить с этими ничтожными существами – только лишь для того, чтобы удовлетворить ваше алчное любопытство?
А кроме того, для того, чтобы перемещаться вдоль тоннеля жизненного цикла, этим пашникам разум совершенно не требуется; для того, чтобы потерять способность отличать прошлое, настоящее и будущее, им пришлось достигнуть крайней точки невежества, даже сконцентрироваться на изгнании из себя всякого разума. Пашники напрочь забыли о том, что у них существовал когда-то язык; стоит только попытаться обучить их самой идее изложения своих мыслей при помощи звуков, как их крылья оказываются подрезанными и они лишаются своей прекрасной способности зреть будущее. Как только пашник начинает говорить, будущее становится закрытым для него. Если мы хотим, чтобы они могли отправляться в будущее, то ни о каком разговоре нельзя и вспоминать.
Вот почему я всегда вожу всюду с собой пару женщин-пашниц – причем женщины тут именно предпочтительны, поскольку разума в них меньше, чем в мужчинах. Одну из женщин я учу нескольким командам и словам, чтобы общаться с ней; эта женщина обращается при помощи жестов к своей подруге, которая, в случае грозящей опасности, отправляется проверить будущее. Подобная система довольно неудобна и груба, однако при помощи нее на своем пути я избежал многих опасностей.
– А этот несчастный, что несет тебя на своих плечах? – спросила Яттмур.
Содал-Йе издал низкий вибрирующий презрительный рык.
– Просто ленивый тупица, лодырь, не более того! Он носит меня с тех пор, как был молодым парнем, и уже исчерпал свои силы до конца. Хоп-хо, ленивое чудовище! Быстрее переставляй свои ноги, а то мы никогда не доберемся до места.
Рассказ Содал-Йе на этом не закончился. Он рассказал Яттмур и Грину также и многое другое, и что-то в его рассказе пробудило в них ярость, но чему-то они остались совершенно равнодушными. Раз начав разглагольствовать, дельфин уже не мог остановиться, и постепенно его гулкий голос стал для них просто еще одним обстоятельством окружающей действительности, как, например, мрак, молния или раскат грома.
Они шли и шли, не останавливаясь даже после того, как полил сильный дождь и равнина покрылась жидкой грязью. Облака окрасились в зеленый мертвенный цвет; однако, при всех своих неудобствах, они безусловно чувствовали, что воздух становится теплее. Дождь лил не переставая. Нигде ничего не было
