именно эти свойства создают наилучшие условия для мистической жизни. Его неизменная атмосфера глубокой интимности, прямого и личного контакта с духовной реальностью; восхитительная комбинация великолепия и простоты, сакраментального и трансцендентального — все это соответствует потребностям мистического типа.
Вот почему христианская система — или некая красочная ее имитация — оказалась существенной почти для всех великих мистиков Запада. Они воспринимают ее терминологию, объясняют свои переживания с помощью ее вероучения, отождествляют свой Абсолют с христианским Богом. Среди европейских мистиков наиболее часто упоминаемое исключение из этого правила представляет Уильям Блейк; любопытно, однако, заметить, что чем более вдохновенны его слова, тем более страстным и догматическим христианином становится даже этот ненавистник церкви:
Это уже зародыш доктрины Воплощения: здесь вряд ли что-нибудь исправил бы даже сам Фома Аквинский. Из двух нижеследующих отрывков из «Иерусалима» первый есть всего лишь поэтическое толкование католического восклицания
Независимо от того, приемлемы ли догматы христианства в плане научном и историческом, они необходимы для адекватного описания мистического опыта, по крайней мере для развитого динамичного мистицизма Запада. Поэтому мы должны быть готовы к тому, что при чтении трудов созерцателей столкнемся с сугубо специфичным языком; и будет разумно предварить встречу рассмотрением этого языка и реального смысла, заключенного в нем для тех, кто использует его и верит ему.
Я полагаю, нет необходимости говорить, что два основных момента теологии христианства заключаются в догматах о Троице и Воплощении. Они согласуются и объясняют друг друга, вместе образуя для христианина 'окончательный ключ' к загадке мира. История практического и институционального христианства — это история попыток проявить значение этих догматов в пространстве и во времени. История мистической философии — это история, притом незаконченная, демонстрации их значения в вечности.
Некоторые формы догмата о Троице оказываются существенными — как метод описания наблюдаемых фактов — в тот момент, когда мистик начинает (а) либо анализировать свое собственное психологическое состояние, (б) либо философствовать о своем интуитивном ощущении Бога. Он должен, так сказать, отделить друг от друга аспекты своего знания Божества, чтобы плодотворно работать с ними. Неограниченное Единое, которое в равной степени представляет конечную цель поиска для мистиков- неоплатоников и мистиков-католиков, не может само по себе удовлетворить глубочайшие инстинкты человечества, ибо человек осознает, что разнообразие в единстве есть необходимое условие для выражения совершенного образа. Хотя идея единства в чистом виде может служить для определения Конечной Цели и хотя мистики прибегают к ней вновь и вновь, чтобы противодействовать угнетающей их 'ереси множественности', сама по себе она не может быть адекватной для описания Всего.
Возникает, таким образом, первый вопрос: сколько подобных аспектов необходимо для удовлетворительного представления позиции мистика? Сколько лиц Реальности он видит? Мы замечаем, что его опыт включает в себя по меньшей мере двухуровневое восприятие. Во-первых, это — Святой Дух внутри, та Божественная Жизнь, которая поддерживает и наполняет личную жизнь мистика и которую он все больше осознает по мере своего духовного развития. Во-вторых, это — Трансцендентный Дух вовне, «Абсолют», к единению с которым побуждает развивающуюся душу внутренний дух любви. В состоянии экстаза мистику представляется, что оба ощущения Бога сливаются в одно. Однако при попытках рассуждать о своем опыте он вынужден разделять их. Вновь и вновь мистики и их критики, явно или косвенно, признают необходимость подобного подхода со стороны человеческого мышления.
Так, даже в жестком монотеизме иудаизма и ислама каббалистам и суфиям, соответственно, не удается избежать существенного дуализма мистического опыта. Согласно книге «Зогар», 'Бог рассматривается как имманентно присутствующий во всем сотворенном или эмалированном и в то же время как превосходящий все'.[227] Такова же и точка зрения суфиев. Бога, говорят они, следует созерцать, во-первых, вовне, в несовершенной красоте земного и, во-вторых, внутри, посредством медитации. Далее, поскольку Он Един и присутствует во всем, то 'помыслить свое
Так, Делакруа, рассуждая с позиций чистой психологии и отказываясь придавать какое-либо трансцендентальное значение мистическому откровению — которое он относит исключительно к нормальному содержанию подсознательного разума, — пишет, целиком одобряя святую Терезу, что она 'поместила вовне от себя определенного Бога Библии, в то же самое время поместив внутри своей души неясного Бога псевдо-Ареопагита — Единого неоплатоников. Первое обеспечило ей ортодоксальность второго и оградило ее от потери себя в неразличимости, неприемлемой для христианства. Неясный Бог внутри крайне опасен… Святая Тереза знала, как избежать этой опасности, и, благодаря богатой подсознательной жизни, возвышенности ментальных образов, способности к саморазделению, с одной стороны, и
Вероятно, святая Тереза, столкнувшись с таким удивительным анализом, возразила бы, что ее Троица, в отличие от Троицы ее восхвалителя, состояла не из двух, а из трех Личностей. Рассуждения, относящиеся к неясному внутреннему и ортодоксальному внешнему Богам, несомненно, показались бы ее деликатному и честному разуму неуклюжими и неверными; к тому же она никогда бы не согласилась с тем, что Неограниченное Единое неоплатоников представляет собой адекватное описание строго личного Божественного Величества, Которое, по ее мнению, восседает на троне во внутреннем святилище Замка
