Ротшильдов. Проливы нужны были им и Нобелям как хозяевам русской нефти. Проливы нужны были французскому капиталу, владевшему Донбассом и тяжелой промышленностью Юга России.
'Русскими' проливами блокировались и германские интересы на Ближнем Востоке - уже во славу Ротшильдов английских (а с ними - нефтяного магната Детердинга и компании). Впрочем, англичане больше рассчитывали на то, что босфорско-дарданелльский 'улов' Николая Романова разделят на всех.
Не 'светило' нам ничего и на самих Балканах, хотя в России тогда думали иначе. Есть интересный документ - 'Записка статского советника А. М. Петряева'. Александр Михайлович Петряев знал Балканы хорошо - он там долго служил консулом. Будучи уже товарищем министра иностранных дел в 1917 году, он писал: 'Англия и Франция не будут способствовать образованию на берегах Адриатики большого славянского государства, тяготеющего к России. Они, несомненно, предпочтут создание независимого Хорватского королевства, которое всецело подпадет под их влияние'.
Но Петряев ошибся. Югославия создалась на основе объединения Сербии и Хорватии как раз при поддержке Антанты. В мае 1915 года не в славянском Петрограде, а в туманном Лондоне был образован Югославянский комитет во главе с хорватом Анте Трумбичем, который сыграл выдающуюся роль в послевоенном южнославянском государственном устройстве. С помощью, напомню, англичан.
Даром, что английский министр иностранных дел Грей не возмутимо говорил русскому кадетскому лидеру Милюкову вовремя его лондонского визита в 1916 году: мол, как там устроятся сербы с хорватами, это их внутреннее дело, а еще оно, мол, касается России - не Англии.
Не лишней для нас окажется и память о том, что Болгария 'братушек' в 10-е годы XX века была теснейше экономически связана с Германией и Австро-Венгрией. Так что, рассориваясь с последними, Россия отношений со славянами-болгарами не улучшала.
А ведь Болгария как политически, так и экономически была для нас доступнее (а, значит, и перспективнее), чем, например, Сербия.
И будет правильным сказать, читатель, что Россия воевала с двумя реальными целями: сделать, во-первых, Германию из дружественного государства смертельным врагом и, во-вторых, окончательно дать повязать себя внешними влияниями и долгами, чтобы стать вотчиной транснационального капитала.
Генри Ноэл Брейлсфорд в 'Войне стали и золота' писал: 'С 1854 по 1906 годы Сити бойкотировало Россию. Заем 1906 года последовал за явно инспирированными статьями в 'The Times', которые предсказывали политическое соглашение (оно и последовало в 1907 году - С.К.). Финансы (то есть Ротшильды английские и французские. - С.К..) и дипломатия в современном мире стали друг другу необходимы. Если бы какая-либо держава или группа держав удерживала монополию на мировом денежном рынке хотя бы в течение нескольких лет и сознательно использовала ее в политических целях, она в конце концов диктовала бы свою волю России... Россия уязвима, так как она зависит от своей репутации на западных рынках совершенно так же, как любая из республик Латинской Америки'.
Кроме займов, неплохо срабатывало и другое средство, о ко тором с горечью писал известный нам генерал Игнатьев: 'Россия издавна дорого платила за свою техническую отсталость, представляя лакомый кусочек для иностранной промышленности: без затраты капиталов, одной продажей патентов, что и носило громкое название 'техническая помощь', можно было снимать любые барыши с русских заводов. 'Техническая помощь' являлась одним из самых надежных средств для об ращения России в колонию и хорошим подспорьем для иностранного шпионажа'.
Конечно, в самой России об этом помалкивали, и для 'патриотически' настроенной российской публики сочинили имеющую хождение по сей день сказочку о том, как прекрасно заживет после победы над 'гуннами' 'христолюбивая' Русь. Время добавило к ней одну присказку: 'Эх, если бы не проклятые большевики'...
Вся 'идиллия' разбивается о железные статистические данные. Накануне Октябрьской социалистической революции в 1917 году государственный долг России превышал 60 миллиардов рублей, что составляло семнадцать довоенных годовых государственных бюджетов. Внешний долг насчитывал 16 миллиардов, из них около 9 - краткосрочная задолженность.
Что это значило? В случае 'войны до победного конца' одна из 'победительниц' - Россия почти сразу должна была бы выплатить Западу почти три довоенных бюджета, не считая того, что из 19 миллиардов краткосрочных внутренних обязательств казначейства на долю англо-франко-заокеанского капитала тоже приходилось немало.
Ну как тут не вспомнить Ленина: 'Есть ли экономическая возможность в эру 'финансового капитала' устранить конкуренцию даже в чужом государстве? Конечно есть: это средство - финансовая зависимость и скупка источников сырья (чем как раз усиленно занимались в России англичане и французы. С.К..), а затем и всех предприятий конкурента'.
Так что как уж там было бы при сепаратном мире царской России с Германией, не знаю, но вот при ее совместной 'победе' вместе с Антантой 'мирное' завоевание России последней было бы обеспечено!
Позже, познакомившись с запиской Дурново, мы увидим, что кое- кто из русской правящей элиты подобную угрозу видел еще до войны, но... Но даже обращения прямо к Николаю II были тщетными.
Перед войной золотой запас России весил более двух с половиной тысяч тонн. Внешний долг, возникший как результат военных расходов, сразу 'съедал' четыре пятых этой золотой горы, добытой русскими людьми из русских же недр.
Вот за какое будущее Россия Романовых и Витте отправляла на западные рубежи империи миллионы Иванов в серых шинелях, оторвав их от миллионов Марий. И лишь яркие цветы иван-да-марьи, распустившиеся по весне над ушедшими в землю солдатами, напоминали потом о загубленных впустую жизнях, судьбах и любви.
Балканские войны позволили расставить предпоследние точки. Все активные основные участники будущего конфликта на серии встреч и переговоров еще раз посмотрели друг на друга и враг на врага. Кто-то был готов более, кто-то менее, но уже было возможно начинать.
Кайзер Вильгельм, уверенный и в себе, и в Германии, имел все основания для этого. Даже знаменитый французский политический деятель Эдуард Эррио убежденный антагонист Германии на протяжении своей долгой жизни - признавал: 'Германия противопоставляет нам, помимо грозной армии, внушительную организацию. Она извлекает пользу из всего, черпая во всех областях практики и ума'. И Германия действительно была готова отмобилизоваться, народ действительно был сплочен и организован,
А Россия? С одной стороны, российские 'верха' хорохорились. С другой, состояние дел в России можно было уяснить, ознакомившись хотя бы с таким перлом казенной мысли, как решение царского правительства от 15 декабря 1909 года, где заявлялось следующее: 'Усовершенствование способов пере движения в воздушном пространстве и практические испытания новых изобретений должны составлять по убеждению Совета министров преимущественно предмет частной само деятельности'.
К началу войны у нас, благодаря таланту и энергии Игоря Сикорского, появился, правда, 'Илья Муромец', но общая кар тина получалась безрадостной: Германия производила во время войны до 2 000 самолетов в месяц (здесь и далее указан максимально достигнутый месячный уровень), Франция - 2 500, Англия - 2 700, США - 2 650 и даже Италия - 1000. А Россия -215 (двести пятнадцать!).
Что же до Николая Романова, то он терял последние остатки уважения даже у честных людей из привилегированных классов. Летом 1908 года русский царь впервые в истории прибывал с визитом в Швецию. Русская миссия во главе с посланником бароном А. Будбергом и военным агентом Игнатьевым всходит на борт шведского катера, поднявшего русский посольский флаг. В ту же минуту стокгольмский рейд затягивается дымом: в нашу честь салютуют военные корабли и древние крепостные верки.
Русская эскадра запаздывает, но вот и она - с царской яхтой 'Штандарт' впереди. Будберг готовится пересесть на нее, и тут командир ближнего шведского миноносца вдруг сообщает в рупор:
- С яхты передают: 'Посланника на борт не принимать!'.
Самолюбивый Будберг багровеет, дисциплинированные Игнатьев и морской агент Петров молчат, недоумевая. Уже на берегу они узнают: их не хотели допускать к высочайшему завтраку.
А за год до этой царской выходки шведы на том же рейде встречали Вильгельма II и наблюдали, как застопорившая ход яхта 'Гогенцоллерн' принимала посланника Германии. Вильгельм вышел к трапу, снял фуражку и на глазах шведской эскадры трижды его облобызал.
Однако стокгольмский эпизод был лишь промежуточным звеном. В России уже давно говорили: 'Ходынкой началось, Ходынкой и кончится'... А как началось-то?
В мае 1895 года Николай II и императрица Александра Федоровна ('Алике') короновались в древней столице - Москве. Среди коронационных торжеств числилось и народное гуляние на Ходынском поле. От 'царей' были обещаны кулек с конфетами, булкой и куском колбасы да 'коронационная' па мятная кружка.
'Гостинцев' заготовили 400 тысяч, а подвалило 'нa праздник' около полумиллиона! В обычное время здесь проводились учения войск, поле было перекопано и перерыто канавами и окопами. Их прикрыли досками, но что эти доски значили, когда напирала полумиллионная толпа? Люди приходили заранее, за сутки, скапливались, стояла дикая жара.
Начали раздавать кульки, толпа подалась, закричали пер вые задавленные. И через пару часов с поля увезли только трупов около 1300 (по официальным данным, а по неофициальным-около четырех тысяч). Всего же пострадали десять тысяч человек.
У нас есть документ, принадлежащий
