субъекта, по-видимому, намереваясь только праздное время убить в приятной компании да послушать, о чем тут люди гуторят.
Арестанты меж тем песню запели. Начал Филинов, а несколько голосов подтянули:
Вот так муж жену любил...
выводил он веселые переливы, избоченясь и изображая разными ужимками и всею фигурою, как именно муж любил жену свою.
Уж он так ее любил
Щепетненько* водил.
По морозу нагишом,
По крапиве босиком.
А жена его любила
Щепетней того водила,
Щепетней того водила,
В тюрьме место откупила,
Откупила, снарядила
Пятьдесят рублев дала.
Вот тебе, мол, муженек.
Вековечный уголок!
Не толки, не мели
Только руку протяни,
Только руку протяни
Да... вспомяни,
Ты... вспомяни
И готовое прими!
______________
* Щепетный - щегольский, нарядный (жарг.).
Под шумок этой песни Гречка незаметно толкнул в бок избранного товарища и пересел с ним подале.
- Верный ты человек? - многозначительно спросил он его вполголоса.
- Это от случаю: каков, значит, случай, а впродчим, для товарищей верный.
- И голова твоя забубённая?
- Семи смертям не бывать, одной не миновать, в жизни да в смерти - один господь волен да повинен.
- Так-то, так! Да дело твое, слышно, очинно уж скипидарцем попахивает и скоро, значит, решат.
- Сказывают, будто так.
- Н-да... Я вот и сам решенья жду себе. Тоже, поди, чай, не помилуют... Ежели бы удрать-то можно отселена!
- Кабы-то удрать!.. Не удерешь.
- А нешто хотел бы?
- Кабы не хотеть-то!.. Да ничего не поделаешь.
- Один не поделаешь, а вдвоем - выгорит!
Арестант поглядел на Гречку недоумелым и недоверчивым взглядом.
- Хочешь в товарищи? - с онику* предложил ему Гречка. - Я удеру беспременно.
______________
* Сразу; термин карточной игры, означающий - выиграть сразу, с первой же карты, все деньги, стоящие на кону.
- Да ты уж мне болтал об этом, только пока еще все ничем-ничего! Удрать... Да как удрать-то? Кабы знал, так и сам бы давно уж ухнул!
- А уж про то - мое дело!.. Ты мне скажи только: хочешь аль нет?.. Человек-то ты, сдается мне, подходящий; с тобой эту штуку можно обварганить.
- А подходящий, так работи: согласен! Только, когда же?
- Да сейчас! Чего ждать-то?
- Ну, полно врать!
- Как перед истинным!.. Деньги есть у тебя?
- Семь рублев припрятаны, с собою.
- Да у меня двадцать: онамедни на картах взял - значит, хватит про обоих. Теперь ступай к Мишке Разломаю да водки два полштофа купи... И вот еще что... Как бы самдурнинского добыть?
- У него есть, да не отпустит, шельмец, дешево, а я знаю, что есть... Ему тут один благоприятель с воли протаскивает.
- Вымоли хоть Христа ради, что ли... Ведь он на тот случай, ежели кому в лазарет идти вздумается, затем только и держит.
- Известно, а то зачем же больше? Так сказать ему нешто, что мы с тобой на белых хлебах с недельку проваляться задумали, ну, и вот, мол, болезнь перед дохтуром оказать надо.
- Верно, голова, верно! Так и звони ему, только торгуйся, а то сразу заломит цену собака. Больше двух рублей не давай.
- Ладно!
И подговоренный отправился исполнять поручение.
Прозывался тот арестант Китаем... Фамилия или кличка у него была такая - неизвестно, только кличка в этом случае совсем пришлась по шерсти. Китай был сухощавый, сутуловатый и долговязый детина, а узкие глаза да широкие скулы, действительно, придавали его физиономии нечто среднеазиатское, дикое и отважное. На сей раз Гречка не ошибся в выборе товарища: он держал расчет на то, что плети и путешествие за бугры для этого человека дело еще новое, непривычное, от которого он весьма непрочь бы увильнуть - лишь бы представился случай, а эта дикая отвага и служила для него некоторой надеждой, что Китай не призадумается над исполнением предложенного предприятия. Так и случилось. Мишка Разломай отпустил ему за пять рублей требуемое количество водки и под величайшим секретом добрую щепоть дурмана. В уединенном месте Гречка поставил на караул Китая, а сам тем часом высыпал порошок в один из полуштофов, взболтал его хорошенько и, запихав свою фабрикацию в правый карман шаровар, а нефабрикованную водку в левый, отправился вместе с Китаем исполнять задуманное дело.
- Ты уж только помалчивай - гляди да смекай, что я стану творить, а сам не рассуждай - неравно еще напортишь, - заметил он, отправляясь в коридор, где помещались арестантские карцеры татебного отделения.
В некоторых из этих карцеров вольные слесаря замки починяли. Всех их было три человека.
- Куда вы? Чего вам тут надо? - крикнул один из них, заметив, как Гречка с Китаем проскользнули в один из затворенных карцеров. Гречка чуть-чуть выставил голову из-за притворенной двери и, сделав подмастерью предупредительный знак к молчанию, стал осторожно манить его рукою.
- Чего те надобно? - спросил его слесарь, подойдя к двери.
- Тихо!.. Тихо ты!.. - шепнул ему Гречка. - Чего горланишь-то?
- Да ты зачем, говорю?!
- А вот с приятелем... два полштофа распить желательно бы... Я ноне именинник.
- Проваливай! Вам тут пить, а с нас взыскивать станут; скажут: зачем, мол, дозволили да не довели... Уходи, что ли, пока добром те просят!
- Эх, приятель, хорошо тебе так-то рассуждать, а мы - люди подневольные. Ты, чай, именины-то не день, а три дня справлять себе будешь, а нашему брату-заключеннику уж и рюмчонку украдучись хватить невозможно!.. Душа твоя христианская, ведь и мы человеки есть тоже!
- Да коли нельзя!.. Ну, ступай в другое место!
- Эх, милый человек! Нет у нас другого места. А ты вот что: хочешь вместе с нами хватить, да заодно и товарищев кликни. Уж мы, так и быть куда ни шло! - один полштоф на троих пожертвуем; только не горланьте да не гоните, братцы, а мы эдак потиху-посладку, чтобы, значит, никому не обидно было.
Подмастерье крикнул двух остальных работников, и все впятером заперлись в темном карцере. Гречка запустил руку в правый карман и, отдавая подмастерью посудину, еще раз потряс ее в воздухе:
- Эвона какая! Гляди, ребята: помаранчик горестный!.. А это нам, брат, с тобою, - прибавил он, вынув второй полуштоф.
- За здоровье именинника!.. С ангелом!.. Чтобы недолго коптеть, поскорей улететь! - поклонился Китай и
